о мужчине, ухаживающем за Мимарой, заставила его ощетиниться, как будто он действительно был ее отцом. Вопрос о том, почему он так себя чувствует, мучил его большую часть дня. Несмотря на всю ее капризную силу, что-то в Анасуримбор Мимаре требовало защиты, и эта хрупкость настолько не вязалась с тем, что она говорила, что это могло показаться не только трагичным… и красивым. Это ощущение было слишком необычным, чтобы долго выдерживать суровость мира.
Это осознание, во всяком случае, делало ее общество еще более раздражающим.
– Эта женщина спасла тебе жизнь, – сказал Друзу Поквас как-то вечером, когда толпа снующих туда-сюда мужчин нашла их рядом. – В моей стране это имеет серьезное значение.
– Она всем нам спасла жизнь, – возразил Акхеймион.
– Я знаю, – торжественно ответил высокий танцор меча. – Но в особенности тебе, чародей. Несколько раз.
На лице волшебника появилось выражение удивления.
– Что? – Он почувствовал, как в нем нарастает прежняя хмурость, та, что состарилась в чертах его лица.
– Ты такой старый, – пожал плечами Поквас. – Кто рискует всем, чтобы вытащить пустой бурдюк из бурлящей реки? Кто?
Акхеймион фыркнул от смеха, гадая, сколько же времени прошло с тех пор, как он смеялся в последний раз.
– Дочь пустого бурдюка, – ответил маг. И даже когда какая-то часть его содрогнулась от этой лжи – ибо казалось поистине кощунственным обманывать людей, с которыми он делил крайние и унизительные лишения, – другая часть его пребывала в удивительном спокойствии.
Может быть, эта ложь тоже стала правдой.
Она наблюдает за волшебником при лунном свете, рассматривает его черты, как мать рассматривает своих детей: подсчет того, что она любит. Брови, похожие на усы, седая борода отшельника, рука, прижимающаяся к груди. Ночь за ночью она наблюдает.
Прежде Друз Акхеймион был загадкой, сводящей с ума тайной, которую ей предстояло разгадать. Она едва могла смотреть на него, не ругаясь от гнева. Такой язвительный! Такой скупой! Он сидел, теплый и толстый от знания, в то время как она бродила по его крыльцу, умоляя, голодая… Умирая с голоду! Из всех грехов между людьми лишь немногие настолько непростительны, насколько это необходимо.
Но сейчас…
Он выглядит таким же диким, как и раньше, обвешанный волчьими шкурами, сгорбленный годами. Несмотря на купание в холодных горных потоках – эпизод, который вызвал бы веселье, если бы экспедиция не была так потрепана, – он все еще носит пятно крови шранка на костяшках пальцев и на щеке. У них у всех остались такие пятна.
И все же он ей отказывает. И все же он жалуется, ругается и упрекает.
Разница лишь в том, что она любит его.
Она помнит первые рассказы о нем, услышанные от матери, когда Андиаминские Высоты были ее домом, когда золото и благовония были ее постоянными спутниками. «Я когда-нибудь рассказывала тебе об Акке?» – спросила как-то императрица свою дочь в
