лекарства. Родители Иосифа пребывали в непреходящем шоке от всего счастья и комфорта, которые так внезапно свалились на них.
Нередко они с удивлением встречали на Брайтоне бывших соотечественников с недовольными лицами и никак не могли взять в толк, чем это могло быть вызвано? В ответ на свои вопросы они слышали, как правило, возгласы о том, что, мол, «поживёте здесь с наше, не такого дерьма хлебнёте». Многие эмигранты ностальгировали по прошлой жизни, им не нравились даже местные продукты. Всё было невкусно, не так, как там, дома, как они привыкли.
Марика и Милу возмущало несправедливое отношение бывших советских граждан к стране, которая дала им приют и в которую они так стремились уехать. С другой стороны, недовольных тоже можно было понять – чисто по-человечески: они приехали сюда в уже почтенном возрасте, прожив большую часть жизни в стране с совсем другим менталитетом. Молодость, карьера и друзья остались в прошлом, и теперь их словно заперли в золотой клетке, оторванных от привычного общения, каким бы оно ни было.
Итак, попав в водоворот быстротечной нью-йоркской жизни, Иосиф и его родители барахтались в ней изо всех сил, чтобы не утонуть. Главной целью их существования стало стремление твёрдо встать на ноги. С одной стороны, жёсткие условия этой страны были не такими уж смертельно тяжёлыми, а с другой, начать своё дело оказалось совсем непросто, ибо конкуренция была бешеной. Жёсткость условий, как это ни парадоксально, обусловливалась широкими возможностями, наличествующими в американской социальной системе. Равные стартовые возможности поощряли и создавали острую соревновательность между желающими воспользоваться ими, и здоровая конкуренция задавала весь тон американской жизни. Великий соблазн реального достижения материальных благ толкал миллионы людей на этот непрерывный трудовой конвейер, который мог привести к заветной мечте. На этом и строилось величие американской демократии, потому что в конечном итоге наиболее достойным удавалось пробиться к успеху.
На момент эмиграции Марику исполнилось сорок три года. Самый неудобный возраст для перемен: вроде бы уже не молодой, но ещё не старый. Главной проблемой для переселенцев этой возрастной категории стал языковой барьер. Английский поддавался чертовски медленно, иностранные слова никак не хотели оседать в голове. Шесть месяцев обучения на курсах ни к чему не привели. Существовать только на пособие было неудобно и унизительно, а также невыносимо, учитывая массу соблазнов вокруг.
Решать эту дилемму предстояло самому Марику и никому больше. Нельзя сказать, что эмиграция как-то меняла людей; возможно, она их просто ломала. Но по большому счёту – каким ты был на родине, таким оставался и здесь. Эмиграция лишь выявляла силы, заложенные в каждом, – разрушительные или созидательные. Успех в поиске работы приходил к тому, кто был способен найти компромисс между амбициями и реальными возможностями.
Реально оценивая свои шансы, Марик
