Было слышно, как он затягивается сигаретой.
– Заходи завтра. Около шести, – наконец предложил Максим.
Мне не нужно было приходить к нему. Хотя тогда я об этом не задумывалась, и ровно в шесть я уже нажимала на звонок его двери. Его однокомнатная квартирка показалась мне симпатичной, хотя сразу было понятно, что она съемная. Паркет елочкой. Старый телик и диван цвета морской волны в шторм. Советский торшер с плиссированной шляпкой. Краски, кисти, бумага, холсты, краски, картон, карандаши, краски. На стенах – картины, похожие на комиксы про Спайдермена или Бэтмена. Пахло благовониями.
– Все твои? – спросила я.
– А чьи же, – сказал он.
– Вот за эту работу, – он показал на зловеще ухмыляющегося клоуна в зеленых бубенцах, – я получил первый приз на конкурсе комиксов в Берлине.
– А это что?
На столе лежал незаконченный рисунок – мужчина за столом в костюме в окружении оранжевых пузырей.
– Эскиз декорации. Товарищи делают программу на ТВ, попросили помочь.
– Круто.
Он размял папиросу из сине-розовой пачки с надписью «Беломорканал». Мне вспомнились военные фотографии дедушки.
– Будешь?
– Я – нет, спасибо.
Он поднес к губам папиросу, наклонился над мусорной корзиной, резко дунул: табак шуршащей струей влетел в смятые бумажки. Он очистил от полиэтилена небольшой зеленый комочек, сплюснул его линейкой и разрезал канцелярским ножом, как будто делал нейрохирургическую операцию какому-нибудь насекомому. Взял сигарету Парламент, выкрутил из нее табак и смешал с зеленой крошкой. Папироса в его руках смотрелась так же элегантно, как, например, кисть или монокль. Он чиркнул спичкой, затянулся, держа косяк прямыми выгнутыми вверх пальцами, и протянул мне. Я вдохнула дым, горло стянул едкий спазм, я закашлялась.
– В себя, по чуть-чуть, – сдавленным голосом посоветовал он.
Я задержала дыхание. Он воткнул провод в айпод и нажал на кнопку пульта. Появилась музыка. Звук струился из колонок, вливаясь в комнату, как вода.
– Мне надо рисовать, завтра работу сдавать. Хочешь, ложись здесь. Все равно я до утра спать не буду.
Он придвинулся к столу и забыл про меня. Я откинулась на диване и закрыла глаза. Музыка в моей голове выстроилась в четкую кристаллическую структуру, ее можно было изобразить формулой. Она раскладывалась на слои, которые сворачивались цветными коврами, поочередно перетекая в мозг и смешиваясь там, как в банке на столе Максима, в искрящуюся краску. Меня закрутил водоворот, и я провалилась в эту тягучую многоцветную субстанцию.
Я приоткрыла глаз и поморщилась – было часов шесть утра, слепило солнце. Рядом, опершись на локоть, лежал Максим и сверлил меня взглядом.
Я почувствовала, как вторая его рука сжимает мое бедро.
– Блин, солнце в глаза, задерни занавески. Спать хочется.
Я
