на Веронике, предел мечты которой менять наряды и кокетничать в окне с проходящими франтами. Как прозаично! Но Гофман не был бы Гофманом, если бы этот продажный, примитивный мир не прировнял ко злу. Тут-то и возникает страшная колдунья – няня Вероники, которая помогает ей овладеть сердцем Ансельма. Тонкая аллегория: ведьма-няня, воспитавшая законченную мещанку. Мещанство по Гофману – это категоричное зло. От него – все пороки… Но светлые силы тоже волшебны. Это архивариус Линдхорст, князь саламандр, придумавший свою Атлантиду, потому что ее не придумала жизнь. Атлантиду, где можно спастись чистым натурам. И в его дочь Серпантину, золотисто-зеленую змейку, влюбляется Ансельм. И любовь эта возвышает его, пробуждает в нем абсолютно детскую веру в чудеса.
И как замечательно заканчивается сказка! Добро побеждает. Влюбленные женятся. Но! Это – старина Гофман. Он любит подшутить, похихикать и лукаво подмигнуть… В приданое Ансельм получает золотой горшок. Символ мещанского счастья. Который вот-вот примирит его с будничной жизнью. Потому что новые времена будут потом, потом. Ведь не все золото, что блестит. Так не все ли равно?
Если мечта заканчивается горшком, даже пусть золотым… Если Атлантида так и останется всего лишь мечтой…
Проза Гофмана необыкновенна. Он сделал невозможное возможным. Он синтезировал три вида искусств, в которых легко разбирался. Его проза – это одновременно стихи, живопись и музыка. Гофман – новатор. Революционер. Он сотворил неведомый в мировой литературе оригинальнейший стиль – музыкально-живописно-поэтический.
«Жизнь – ужасная игра мрачных сил,» – любил повторять Гофман эту сентенцию на все лады в своем творчестве. По Гофману, искусство – это трагедия. Художник – мученик. Отверженный и прокаженный.
И в то же время: «Кругом благоухали цветы, и их аромат был точно чудное пение тысячи флейт, и золотые вечерние облака, проходя, уносили с собою отголоски этого пения в далекие страны…»
Он мог себе позволить так написать. Потому что в своей жизни познал трагедию и комедию. Прозу и поэзию. Драму и фарс. Романтику и филистерство. Он мог позволить себе романтику сделать фарсом. Фарс – трагедией. Трагедию – волшебством. И это уже не сказка. А нечто большее. Когда в конце стоит вопросительный знак. Для всей нашей далеко не сказочной жизни… Гофман все-таки победил в игре «мрачных сил» с помощью пения «тысячи флейт». Впрочем, как и другие писатели, которые потрясли мир.
Александр Сергеевич Грибоедов. Горе от ума
«Это один из самых умных людей в России», – заметил о нем еще один Александр Сергеевич – Пушкин. Тогда умели ценить, а не хулить собратьев по перу… Грибоедов был не просто умным, а очень умным. И не только в России. И не только потому, что за свою короткую жизнь смог совместить в себе и дипломата, и экономиста, и историка, и лингвиста, и композитора, и пианиста.
