Твоя проблема, друг мой Брайан, в том, что ты недооцениваешь прелести жизни в круглосуточной заправочной станции. Я ем столько шоколадок, сколько хочу. Читаю дорожные атласы. Вдыхаю интересные запахи. Беру бесплатные винные фужеры. – Он отпивает большой глоток пива и ищет повод сменить тему. Достает из своей кожаной куртки кассету, бумажный вкладыш которой разрисован от руки. – Я записал ее для тебя. Так что можешь ставить это своим новым университетским друзьям, пусть думают, будто у тебя есть вкус.
Я беру кассету, на торце которой аккуратными трехмерными заглавными буквами написано: «Университетский сборник Брая».
– Спасибо, друг, это просто супер…
– Брось, Джексон, это всего лишь кассета за шестьдесят девять пенсов из супермаркета, и нечего кричать об этом, – говорит он, но мы оба знаем, что девяностоминутная компиляция означает добрых три часа работы, и даже больше, если собираешься разрисовать вкладыш. – Поставишь, ладно? Пока этот придурок не вернулся.
Я вставляю кассету, нажимаю клавишу воспроизведения, и из колонок несется «Move On Up» Кертиса Мэйфилда. Спенсер большой модник, но сейчас его пробило на старый добрый джаз: Эл Грин, Джил Скотт-Херон и тому подобное. Спенсер настолько крут, что ему даже нравится джаз. Не Шаде или там «The Style Council», а настоящий джаз: раздражающая, нудная фигня. Мы сидим и некоторое время слушаем. Тони меж тем пытается выковырять деньги из телескопов перочинным ножом, который мы купили во время экскурсии в Кале с классом, и мы со Спенсером наблюдаем за ним, как снисходительные родители за ребенком с серьезными проблемами поведения.
– Значит, будешь приезжать домой на выходные? – спрашивает Спенсер.
– Не знаю. Хотелось бы. Не каждые выходные.
– Ты уж постарайся, ладно? Иначе мне придется торчать здесь одному с этим Конаном-Варваром, – и Спенсер кивает в сторону Тони, который носится с телескопом и швыряет его о землю.
– А не сказать ли нам какой-нибудь тост? – предлагаю я.
Спенсер кривит губу:
– Тост? Зачем?
– Ну, знаешь, за будущее или что-нибудь в таком духе?
Спенсер вздыхает и чокается со мной своей банкой.
– За будущее. Будем надеяться, твоя кожа очистится.
– Пошел на хрен, Спенсер, – говорю я.
– Пошел на хрен, – отвечает он со смехом.
К последней баночке пива мы уже порядочно набрались, поэтому лежим на спине и ничего не говорим, а просто слушаем море и песню «Try a Little Tenderness» Отиса Реддинга, и этим ясным поздним летним вечером, глядя на звезды, лежа между двух моих лучших друзей, я ощущаю, что наконец-то начинается настоящая жизнь и возможно абсолютно все.
Я хочу слушать сонаты для фортепиано и знать, кто играет. Я хочу ходить на концерты классической музыки и знать, где положено хлопать. Я хочу врубаться в современный джаз, чтобы он не звучал для меня как ужасная ошибка, и хочу знать, кто все-таки такие «Velvet Underground». Хочу полностью погрузиться в Мир Идей,
