другое – играют в «доброго и злого» следователя, а им предстоит вариант в «молчаливого, но слабого, и говорливого, но беззащитного». Главное, чтобы немец поверил, а потому ошарашить нужно правдой. Но не сразу, и не всей – пусть вначале поломают немного.
Софья стала поднимать его, причем сразу так прижалась грудью, что он ощутил в кармане тот самый отцовский скальпель. И понял, что женщина сделала это специально. Хирург, крови не боится – а ведь шанс на спасение отнюдь не хиленький. Только бы все правильно разыграть, как по нотам, есть один вариант, весьма перспективный.
– Как вы себя чувствуете, генерал?
Играть в беспамятство не имело смысла – его щедро окатили водичкой, похлопали по щекам.
– Плохо… Тошнит…
– Какие дивизии входят в состав вашей армии, генерал?
Гловацкий только скривил губы – «что я тебе шлюха, унтер, чтобы вот так сразу соглашаться на ответы. Ты меня поломать должен! Ну давай же – перед тобой голышом лежат, а ты из разведки и знать должен, что нагишом люди беззащитные, психологи давно обосновали. Фашисты недаром перед массовыми расстрелами жертв раздевали, чтобы покорные были!»
– Не хотите отвечать, генерал?! И зря!
Немец без замаха хлестнул Софью ладонью по щеке, потом нанес ей еще одну пощечину. И рявкнул прямо в лицо:
– Каких частей лечила раненых? Ты же их лечила, капитан? Назови мне номера дивизий, быстро!
– 118‐й стрелковой дивизии, еще из 111‐й, 235‐й нашего 41‐го корпуса. Танкисты были из 3‐й танковой дивизии…
– Молчи! Лучше дурь гони…
Гловацкий яростно захрипел, как бы вскинулся, но тут же сделал вид, что силы на этом рывке кончились, и он снова уронил голову на песок. А сам подумал – «ты смотри, врубилась в игру, моя девонька, какой кадр для моего ОМОНа был бы ценный. А фриц в знаках различия прекрасно разбирается, гауптманом назвал. Русский язык явно знает – значит, скоро от него услышу, когда на доверительный тон перейдет».
– Что вы сказали своей жене, генерал?
– Чтобы говорила вам правду, – Гловацкий при этих словах отвел глаза в сторону, как школьник, которого поймали на краже варенья из буфета.
– Не надо меня обманывать, генерал, я знаю, что русские понимают под дураком, не ожидали? Не делайте из меня идиота! Так писатель Достоевский роман свой назвал?!
– Вы хорошо знаете наш язык, унтер-офицер. Где научились?
– Не уводите разговор в сторону, генерал. Как это у вас говорят – не пихайте налима за корягу! Вы назовете номера дивизий, что входят в состав вашей армии?! Их командиры? Только не говорите мне, что не знаете, вам по должности такое ведать положено. Говорите же, генерал!
Гловацкий молчал, и взгляда уже не отводил от немца, показывая всем видом, что говорить на эту тему не намерен. Что будет дальше, был уверен на сто процентов, слишком избитая ситуация «потрошения», пусть и с иными вариациями, с учетом эпохи и состояния «клиентов», в роли которых они
