«О погоде», «На улице», «Суд», «Балет»…
Некоторые фельетоны («Газетная», «Песни о свободном слове») были связаны тематически с объявленной в апреле 1865 г. реформой цензуры. Через несколько месяцев «Современнику» суждено было стать ее жертвой. В ноябре и декабре 1865 г. журнал получил два предупреждения подряд, и оба раза поводом для них, наряду с другими, стали и произведения самого редактора. В первом случае это фельетон «Газетная» (так называлась комната в Английском клубе, где читали газеты), и предметом осмеяния в нем был цензор, горюющий о старых цензурных порядках. А во втором – стихотворение «Железная дорога». Больших усилий стоило поэту предотвратить третье предупреждение и на время отстоять журнал от закрытия.
Выстрел Каракозова в императора Александра II, прозвучавший 4 апреля 1866 г., перевернул все планы и поставил журнал перед катастрофой. Во главе созданной по приказу царя Следственной комиссии по раскрытию заговора о покушении на жизнь императора был поставлен граф М.Н. Муравьев. Ненавидевший либералов всех уровней, противник оппозиционной печати, он заслужил прозвание «Вешатель» за невероятную жестокость, с какой подавил польское восстание и расправлялся с сотнями его участников (в том числе был повешен и сотрудничавший ранее с «Современником» Сигизмунд Сераковский). Для Некрасова это был страшный удар, а когда через несколько дней начались аресты и в крепости оказался Г.З. Елисеев, сотрудник «Современника», он понял, что бояться надо и за журнал, и, возможно, за себя самого.
В этой ситуации Некрасов принял, наверное, одно из самых неудачных в своей жизни решений. По совету графа Г.А. Строганова, старшины петербургского Английского клуба, он решил написать посвященное Муравьеву торжественное стихотворение и прочитать его на обеде в честь адресата. Поступок этот не принес ничего, кроме унижения. Муравьев стихов не принял и спасать журнал не стал, а Некрасова осудили все – и вельможные члены клуба, ненавидевшие Муравьева, и сотрудники «Современника», которые не захотели понять объяснений редактора и склонны были обвинить его в трусости, и коллеги-журналисты, пересказывавшие несохранившийся текст «мадригала», и, конечно же, читатели, много лет не прощавшие своему поэту оды палачу.
«Муравьевская ода» разрушила то восторженно-уважительное отношение читателей к Некрасову, что сложилось за предшествующие годы. Теперь бывшие поклонники писали ему гневные письма, кое-кто из прежних знакомых не подавал руки при встрече. Личность Некрасова как-то переосмыслилась во мнении общества. Те привычки его жизни, что всегда раньше просто принимались окружением как данность (любовь к картам и роскоши, гурманство, собственное имение, великосветские знакомства), теперь расценивались как пороки, а искренность его многолетнего участия в идеологических и общественных исканиях «молодой России» подвергалась сомнению. Сам же поэт не переставал казниться и каяться в своем «падении» и просить прощения за случившееся
