он аккуратно, в ряд, разложил столовые принадлежности. После этого он выдохнул через нос, ровно положив руки по обе стороны пустой тарелки:
– Где эта женщина?
– Я иду, – сейчас же отозвалась миссис Монро. Она быстро появилась за спиной Роджера, держа в руках поднос, над которым поднимался пар ее стряпни. – Отойди-ка, сынок, – сказала она мальчику. – Так от тебя никому пользы нет.
– Прости.
Худенький Роджер чуть отодвинулся, давая ей пройти. И едва мать пронеслась мимо, спеша к столу, он медленно отступил на шаг назад – и еще на один, и еще, – пока не исчез из столовой. Торчать там он не собирался; иначе, он знал, мать может отослать его домой или уж наверняка заставит выполнять повинность по уборке кухни. Он осуществил свой побег без лишнего шума, когда она подавала Холмсу ужин, успев ускользнуть, пока она не вышла из столовой и не позвала его.
Но мальчик не отправился на улицу, не побежал к пасеке, как могла бы предположить его мать, – не пошел он и в библиотеку готовиться к расспросам Холмса о пчельнике. Он прокрался обратно наверх и вошел в ту комнату, где дозволялось уединяться одному только Холмсу, – в кабинет. На самом деле, пока Холмс был за границей, Роджер проводил за исследованием кабинета долгие часы – поначалу он снимал с полок разные старые книги, пыльные монографии и научные журналы и внимательно читал их, сидя за столом. Утолив любопытство, он бережно возвращал их на полки, следя за тем, чтобы они хранили нетронутый вид. Иной раз он даже представлял себя Холмсом, откидывался в кресле, соединив кончики пальцев, смотрел в окно и вдыхал воображаемый дым.
Конечно, его мать не догадывалась об этих посягательствах, – узнай она о них, он был бы раз и навсегда изгнан из большого дома. И все же чем основательнее он осваивал кабинет (сперва с робостью, не вынимая рук из карманов), тем более дерзко себя вел – заглядывал в ящики стола, вытрясал письма из вскрытых конвертов, благоговейно брал в руки ручку, ножницы и увеличительное стекло, которыми постоянно пользовался Холмс. Впоследствии он стал перебирать кипы рукописных страниц на столе, заботясь не оставить на них никаких следов и в то же время пытаясь расшифровать записки Холмса и незавершенные отрывки; но из прочитанного мальчик понял мало – виной тому были невразумительные подчас каракули Холмса или сам предмет, невнятный и чересчур специальный. Все равно он прочел каждую страницу, стремясь узнать что-нибудь необычное или сокровенное о знаменитом человеке, который ныне властвовал над пасекой.
Правда, немногое из найденного Роджером проливало новый свет на личность Холмса. Его мир казался миром неопровержимых доказательств и неоспоримых фактов, содержательных наблюдений над внешними явлениями, и редкое его соображение относилось к нему самому. Впрочем, как-то раз мальчик наткнулся в кучах случайных записок и заметок на поистине занятную вещь, словно нарочно заваленную бумагами и запрятанную поглубже: пачку листов, стянутых резинкой, оказавшихся
