и остолбенел: зрелище показалось ему фантастичнее всякого сна.
Огромные косяки птиц тучами то взлетали, то падали вниз, то развевая наверху широкие флаги, то образуя над лесом гигантские фигуры, туманные всполохи, взмахи крыльев неведомого существа – и все это они проделывали совершенно беззвучно.
Ни писк, ни шорох, ни гортанный крик не нарушал запредельную магическую тишину леса.
Птицы казались тишайшей листвой этих деревьев – так естественно и органично они вписывались в бытие и существование друг друга.
Сквозь аквамариновое мерцание крыльев далеко в вышине пробивалось еще и могучее звездное сияние, осыпая, словно инеем, сплетение верхних веток кремеров.
По лицу Турова катились слезы, но он их не замечал. Он вряд ли сумел бы оторвать взгляд от поразившего его зрелища, но его позвали.
В тишине он слышал это совершенно отчетливо.
Нехотя он повернул голову на звук.
Среди синих стволов в лесу повис туман, такой же, как бывает перед рассветом и на Земле.
Косые белесые клинья его колыхались между деревьями. Под пологом леса воздух был теплым и влажным.
Туров подумал и снял кислородную маску. Здесь, в Лесу, легко дышалось и без нее.
Из глубины чащи шло голубоватое свечение – Туров направился туда.
Губчатые подушки, которые он приминал по пути ногами, испускали тонкий сожалеющий вздох, но вскоре распрямлялись, с тихим свистящим хлюпом втягивая обратно в себя оранжевую жидкость.
Туров взглянул назад и едва не рассмеялся, убедившись, что никаких «кровавых» следов он позади не оставил: Лес принял его в себя мирно и тихо, как часть собственного естества, не поранившись и не оставив ни одной метки на пути.
Туров пробирался к сияющему, запрятанному в глубине леса потаенному чуду, широко распахнув глаза, и совершенно успокоенный.
Он, разумеется, давно позабыл сверяться со своим хронометром.
Конечно, это странно, но заветные цветы желания, сказочные цветы счастья оказались похожими на самые простые и незамысловатые земные цветы: на одуванчики в пору вызревания семян.
Туров даже засмеялся от неожиданности – веселым детским смехом, какого давно не слышал сам от себя.
– Про это Унбегаун не говорил! – смеясь, сказал вслух Туров.
От его дыхания первый ряд цветов всколыхнулся, и целое облако светящихся голубых пушинок взметнулось вверх, в темноту неба.
Кроны деревьев смыкалась над опушкой не так плотно, как в лесу; цветы сияли то ли сами по себе, то ли светили отраженным звездным светом, который пробивался сквозь полог ветвей – трудно было разобрать.
Голубые светлячки пушинок недолго пометались над полянкой невесомой стайкой и вскоре исчезли в вышине, как исчезают искры горящего пламени. Туров испуганно отступил назад, опасаясь приближаться к столь летучим существам, как эти чудо-растения. Он почему-то воспринимал их именно как живые существа, наделенные разумом и душой. Хотя Унбегаун ничего не говорил ему на
