сказал Туров и, прищурившись, закинул голову вверх, чтобы взглянуть в небо. С каждым разом это становилось все проще: неземная красота Гайи уже не казалась ему такой чужой, как прежде, и он все меньше пугался ее.
Ему показалось, что небо как будто светлеет, словно оболочка воздушного шара, когда его надувают слишком туго.
– Давай-ка, шуруй отсюда, напарник. – сказал Туров. – А я, пожалуй, останусь. Устал я.
– Слушай, ладно. Такое дело… В общем, у меня есть транспорт, – закашлявшись, сказал Унбегаун.
– Да ты что?! И вправду? Вот номер! – засмеялся Туров. – А то я не знаю. Колесная энергорама, небось?
– Откуда ты знаешь? – запыхтел Унбегаун.
– Торстен Свёдеборг был весьма занудным скандинавом. Со своими занудными скандинавскими привычками записывать каждый чих, – сказал Туров и сел. – Получил генератор на складе – записал. Сварил рамку газовой горелкой – тоже записал. Ну и так далее.
Рассказывая, Туров опустился рядом с краем поляны, осторожно подвинулся ближе к цветам. Лег на спину, подложив руки под голову, и стал глядеть вверх, на уплывающие в вышину искры цветочных пушинок – прямо в полыхающие на небе созвездия.
Унбегаун пыхтел и топтался рядом.
– Колесная рама Свёдеборга с трудом выдерживает вес одного человека в скафандре. А уж двух… Ну что ты стоишь? Иди. А то скоро начнется. Двигай! – сказал Туров.
– А ты?
– А у меня дела тут. Зря, что ль, я столько сил потратил, чтоб добраться сюда, как по-твоему? Ну, иди! – рассердился Туров.
Унбегаун запыхтел и зафыркал, топчась на месте, словно гигантский еж.
– Знаешь, Туров, что я тебя хочу сказать напоследок?
– Что?
– Сволочь ты, вот что! – взвизгнул Унбегаун и грузно ступая, побрел прочь в своем скафандре. Сине-зеленая губка жалобно застонала по всему лесу от его шагов.
Туров усмехнулся и остался лежать, поглядывая на хронометр на рукаве термокостюма.
Это было словно день премьеры в самом лучшем, самом чудесном и прославленном театре страны. Лежа среди цветов счастья, головы которых обратились вверх, к небесам, Туров чувствовал себя особенно важной, невероятной величиной и персоной – grata в высшей, превосходной степени.
Здесь и сейчас, в присутствии всего Мироздания, будет разыгран грандиозный спектакль, свершится событие вселенского масштаба – и все для него, для Турова.
Произойдет Чудо, которого он ждал и на которое надеялся всю жизнь. Пусть он погибнет – но та, из-за которой он претерпел уже столько мучений, возможно, будет спасена. И теперь неважно – верит он в это или не верит.
Можно больше не думать ни о чем. Не страдать. Не жаждать. Вся его жажда вскоре будет утолена. Он уже свободен от своих страстей.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно
