Особенно в том положении, в каком находится наш племянник, если только он не согласится выбрать супругу ниже его положением.
– Пойдите вы! Я знаю в Европе десяток принцесс, которые босиком прибегут, лишь бы надеть корону Франции. Да вот, кстати, чтобы не ходить далеко, возьмем хоть бы мою племянницу Клеменцию Венгерскую… – сказал Валуа таким тоном, словно эта мысль только что пришла ему в голову, хотя он вынашивал свой проект в течение всей последней недели.
Он замолчал, ожидая, как будет воспринято его предложение. Никто не проронил ни слова. Однако Людовик Сварливый поднял голову и с любопытством взглянул на дядю.
– Она нашей крови, поскольку она из рода Анжуйских, – продолжал Валуа. – Ее отец, Карл Мартелл, отказавшийся от неаполитанско-сицилийского трона ради трона венгерского, скончался уже давно, и, конечно, поэтому-то она не нашла еще себе достойного супруга. Но брат ее Шаробер правит сейчас в Венгрии, а дядя ее – король Неаполитанский. Правда, она, пожалуй, вышла из того возраста, в каком положено вступать в брак…
– А сколько ей лет? – тревожно осведомился Людовик X.
– Двадцать два года. Но куда лучше жениться на взрослой девушке, чем на девчонке, которую ведут к венцу, когда она еще в куклы играет, а с годами становится распутницей, лгуньей и мерзавкой. Да и сами вы, племянничек, тоже ведь вступите в брак не в первый раз!
«Что-то слишком уж все гладко получается, – должно быть, в девице есть какой-нибудь тайный изъян, – решил про себя Людовик Сварливый. – Эта самая Клеменция уж наверняка горбатая или кривая».
– А какая она… с виду? – спросил он.
– Самая красивая женщина во всем Неаполитанском королевстве, и, как мне говорили, тамошние художники наперебой стараются запечатлеть ее черты на церковных витражах в виде Девы Марии. Припоминаю, что уже в раннем детстве она сулила стать замечательной красавицей и, судя по всему, не обманула наших ожиданий.
– Кажется, и впрямь она очень красива, – подтвердил его высочество д’Эвре.
– И добродетельна, – подхватил Карл Валуа. – Я надеюсь обнаружить в ней все те качества, какими обладала ее дражайшая тетушка, моя первая супруга, Царствие ей Небесное. Не забывайте, что Людовик Анжуйский, ее другой дядя – следовательно, мой шурин, – отказался от престола, дабы уйти в монахи, и в Тулузе на могиле этого святого епископа совершаются чудеса.
– Итак, у нас в роду будет второй святой Людовик, – заметил Робер Артуа.
– Ваша мысль, дядюшка, кажется мне весьма удачной, – сказал Сварливый. – Дочь короля, сестра короля, племянница короля и святого, красавица, добродетельная к тому же…
Он замолчал, думая о чем-то своем, и вдруг воскликнул:
– Ах, только бы она не оказалась брюнеткой, как Маргарита, потому что в таком случае ничего не выйдет!
– Нет-нет, – поспешил утешить его Валуа, – будьте спокойны, племянник, она блондинка, нашей доброй франкской крови.
– А
