в том, что даже после прибытия самого окружного прокурора Кливленда Арчера сказать, будто расследование шло полным ходом, я бы не решился. Не то чтобы блюстители порядка позабыли о служении Фемиде, вовсе нет. Просто очень трудно возложить жертву на алтарь правосудия, когда убивают такую известную и богатую налогоплательщицу, как миссис Барри Рэкхем, а ваш краткий список подозреваемых включает: а) ее мужа, теперь вдовца, который только что сделался известным и богатым налогоплательщиком; б) многообещающего молодого политического деятеля, избранного в законодательное собрание штата; в) невестку убитой, которая, возможно, станет еще более известной и богатой налогоплательщицей, чем вдовец, и г) вице-президента одного из крупнейших нью-йоркских банков. Каждый из них потенциально мог оказаться преступником, чего полиции любой ценой хотелось бы избежать, чтобы целиком сосредоточиться на остальных трех подозреваемых: д) кузене убитой, который занимался разведением крайне недружелюбных собак; е) секретарше убитой, простой служащей, и ж) частном сыщике из Нью-Йорка, который уже давно напрашивался на хорошую нахлобучку. Ясно, что при таком раскладе нельзя просто увезти подозреваемых всем скопом в Уайт-Плейнс и начать обрабатывать по-свойски.
Кроме пятнадцати минут, проведенных наедине с Коном Нунаном, я битых два часа проторчал в огромной гостиной, где мы тупо смотрели телевизор вместе с членами семьи, гостями, пятью слугами и двумя или более представителями закона. Нельзя сказать, что было очень весело. Две служанки не переставая плакали. Барри Рэкхем бесцельно слонялся по комнате, иногда присаживался, потом вскакивал и не раскрывал рта. Оливер Пирс устроился на диване рядом с Линой Дэрроу, и они о чем-то переговаривались вполголоса, причем Лина в основном слушала. Дана Хэммонд, банкир, явно нервничал. Он сидел ссутулившись, закрыв глаза и повесив голову, но время от времени с большим трудом вставал, словно у него что-то болело, и подходил к одному из окружающих, обычно к Аннабел или к Лидсу.
Когда меня запустили в гостиную, Лидс разводил огонь в камине, который с тех пор оставался его главнейшей заботой. Огонь был такой жаркий, что Аннабел передвинулась в дальний угол гостиной. Она держалась спокойнее всех, хотя стиснутые зубы выдавали, что случившееся потрясло ее не меньше, чем остальных.
То одного, то другого поочередно вызывали и после беседы с глазу на глаз приводили обратно. Лишь когда подошел мой черед, я обнаружил, что нелегкая принесла лейтенанта Нунана. Он расположился за столом в комнате несколько меньших размеров дальше по коридору и вид имел взъерошенный. Несомненно, жизнь не казалась ему пряником – с его-то повадками Гитлера или Сталина в стране, где граждане сами решают, за кого им голосовать. Приведший меня детектив указал на стул по другую сторону стола.
– Опять ты, – прошипел Нунан.
– Сам подумал точно так же, – кивнул я. – Не имел чести лицезреть вас с тех самых пор, как не я задавил насмерть Луиса Рони.
Его не перекосило, хотя я особенно на это и не рассчитывал.
– Ты тут, кажется, расследуешь дело об отравлении собаки в Хиллсайд-Кеннелсе? – (Я воздержался
