было не самое лучшее настроение.
– Плиты – как раз моя специальность, – ничуть не смутился Ловкач. – Хотите хорошую сигару? Кстати, Шеннона видели?
Мартин тяжело вздохнул.
– Друг мой, я не видел Шеннона и не имею ни малейшего желания его видеть. И кроме того, я сейчас вообще не в настроении разговаривать.
– Жаль, – печально произнес Ловкач. – А мне как раз хочется с кем-то поболтать, а с самим собой я уже устал разговаривать. Надоел я себе хуже редьки.
– Еще немного, и я смогу сказать о вас то же самое, – Мартин не смог сдержать улыбку.
– Я это чувствую. Я ведь очень чутко ощущаю атмосферу. Не зря же говорят, что настроение витает в воздухе. Вот его-то я и улавливаю. А вот Лейси Маршалт не такой.
Последние слова были произнесены как бы вскользь, поскольку он принялся раскуривать одну из своих сомнительных сигар, осторожно, даже боязливо делая первые затяжки.
– Я почти незнаком с Маршалтом, – коротко ответил Мартин.
– Да я и не думал, что вы с ним неразлейвода. Но я его немного знаю. Он тоже вор. Только от тех вещей, которые ворует он, остаются большие дыры. А вы хороший человек, Элтон.
В ту ненастную ночь Мартин ехал домой, думая о Ловкаче. Пьеса не понравилась ни ему, ни Доре, и теперь обоих охватила тоска. Разговаривать не хотелось, и домой они приехали, не обменявшись и парой слов. Он проводил ее до гостиной, заранее готовясь к вспышке, которая, как он догадывался, в скором времени последует.
– Что с тобой, Кролик? Ты за весь вечер почти слова не сказал. Мне надоело, что ты вечно дуешься! Из-за этого я сама начинаю нервничать.
Он откусил кончик сигары, закурил и стал смотреть на догорающую в его пальцах спичку.
– Я не дуюсь. Просто думаю и все, – сказал он, бросил спичку в камин и сел на край широкого дивана. – Ты о своей сестре больше не слышала?
– Нет, – отрубила она. – И надеюсь, больше никогда не услышу нытья этой жалкой тюремной крысы!
Он вынул сигару изо рта и внимательно ее осмотрел.
– Не помню я, чтобы она ныла. А тюремной крысой мы сами ее сделали, – заметил он.
Она оторопело посмотрела на него.
– Да у вас никак проснулась совесть, господин рыцарь? – насмешливо сказала она. – Впрочем, ты всегда был падок на смазливые лица.
Он с отвращением махнул рукой. Бывали минуты, когда в нем просыпалось привитые еще в Уэчестерском колледже моральные принципы.
– Сейчас ее смазливость интересует меня намного меньше, чем ее беспомощность. Она не писала?
– Разумеется, она не писала, – презрительно ответила его жена. – Ты из-за этого так страдаешь? Бедный Кролик! – с издевкой прибавила она. – Такой добрый! Пожалел несчастную девочку. Тебя всего лишь беспокоит ее судьба? – спросила она, насмешливо посмотрев на него.
– Не только. – Он швырнул сигару в камин и встал. – Дора, – голос его был холоден как лед, – мистер Лейси Маршалт
