на пространстве такого размаха, что гипнот долго приходил в себя от потрясения. Более того: крылатый Стимфал время от времени опять нырял в зрачок урагана – и оказывался в новом, принципиально ином сновидении.
Характер местности, обитатели, природа – все выглядело иначе. Не будь Стимфала рядом, гипнот заподозрил бы, что из сна одного существа он перебирается в сон другого. Видения разных созданий могут иметь столь серьезные отличия. Но видения одного и того же гарпия…
Кристобальда Скуну посещало безумное подозрение:
«Что, если это вообще не сны?»
Однажды он задал Стимфалу прямой вопрос и получил прямой ответ:
– Да. Это не сны.
– А что же?
– Души, – ответил гарпий, сидя на ветке над головой гипнота. – Не забывай: мы, гарпии – захватчики.
Наверное, пошутил.
В конце третьего года экспериментов Стимфал предупредил Скуну, что скоро оставит лабораторию. Плотийские войны закончились подписанием Тифейского договора. Земли отходили под власть реттийской короны, хомобестий Тифея уравняли в правах с остальными верноподданными; были очерчены территории резерваций. Гарпиям, чье число сильно сократилось в результате конфликтов, выделили Строфадские острова – Острова Возвращения, горькая ирония судьбы.
Бывший мститель, бывший пленник, бывший сотрудник, единственный, кто мог похвастаться, что носил на руках Шестирукого Кри, Стимфал желал присоединиться к сородичам.
– Я буду скучать за тобой, – сказал Кристобальд Скуна. – А ты?
– Я – нет, – ответил гарпий.
– Но помнить будешь? Хотя бы помнить?
– Помнить – да. Скучать – нет.
Воцарилась тишина. Лишь квохтал в клетке незрячий василиск, жалуясь на пищеварение, скверное в его годы. Гипнот смотрел строго перед собой: казалось, он боится, что взгляд способен прожечь дыру в том, на кого обратится. А стены не жалко, стену и отремонтировать недолго…
– Знаете, – внезапно улыбнулся Скуна, – это было совсем необидно. Он говорил, что не станет скучать, будто все, что случилось между нами – пустяк, ерунда, не стоящая внимания… А я чувствовал: нет, никакой обиды. Просто я чего-то недопонимаю.
– Понял? – спросил лейб-малефактор.
– Да. Понял. Я не умею летать. Он не умеет скучать. Что в этом обидного?
Поднялась рука с платком, вытерла лоб – чистый, без испарины. Слегка утих, приглушен изнутри, неистовый мрак взгляда. На лицо гипнота словно набросили кисею.
– Извините, мне пора. Помогите мне встать.
Внуками к любимому деду, «отроки» кинулись к гипноту. Андреа Мускулюс подхватил слева, Матиас Кручек – справа. Как вазу эпохи Син, привезенную из Ла-Ланга за сумасшедшие деньги, они вознесли Скуну из кресла. Лейб-малефактор строго следил за вознесением – ни дать, ни взять, коллекционер, заказавший драгоценную вазу и готовый проклясть недотеп-грузчиков.
Даже
