одному. Теперь я оставляю тебя и вернусь на рассвете. Предостерегаю тебя еще раз: лишь немногие могут увидеть и выдержать то, что будет явлено тебе, и остаться в живых. Я за всю свою жизнь знал лишь троих, осмелившихся пойти на это страшное испытание, и из трех до рассвета дожил только один, двое других умерли. Сам я не проходил через это. Эта дорога слишком высока для меня.
– Уходи, – сказал я. – Мое сердце жаждет знаний. Я пройду через это. Ничто меня не остановит.
Он положил руку мне на плечо и благословил меня. Потом он ушел, и я услышал, как за ним закрылась дверь. Отголоски его неторопливых шагов медленно стихли.
И тут я осознал, что остался один, один в священном месте, где рядом присутствовали неземные существа. Наступила тишина, глубокая и черная, как окружавший меня мрак. Тишина сгустилась, как облако, скрывшее лик луны в ту ночь, когда я, еще юноша, молился ночью на крыше храма. Она сделалась плотнее, а потом еще плотнее, вязкая и тягучая, она словно проникла в мое сердце и там закричала, ибо совершенная тишина имеет голос, который страшнее леденящего кровь вопля. Я заговорил. Эхо моих слов отразилось от стен и обрушилось на меня. Оглушенный, я чуть не упал, и мне показалось, что тишину вынести было проще, чем такое эхо. Что мне предстояло увидеть? Неужели я должен умереть в расцвете юности и сил? Предостережения жреца были страшными, да меня и раньше предупреждали, что испытание будет кошмарным. Меня охватил ужас, и я даже подумал о том, чтобы сбежать. Сбежать! Куда? Дверь была заперта. Бежать было невозможно. Я остался наедине с божественными силами, которые я вызвал. Но сердцем я был чист, в нем не было ни капли зла, и потому я решил, что выдержу предстоящий ужас, встречусь с неизведанным, даже если после этого умру.
– Исида, Божественная Мать, Небесная Супруга, – начал молиться я, – приди ко мне, укрепи меня, вдохни в меня силы. Я слаб! Приди ко мне.
И тут я понял, что все изменилось, уже было не таким, как прежде. Воздух вокруг меня начал шевелиться, зашуршал, как шуршат перьями крылья орлов в полете, и ожил. Передо мной появились яркие глаза, странный шепот проник мне в сердце. В темноте загорелись лучи света, они менялись, мерцали, переливались, они двигались, наплывая друг на друга, вычерчивая мистические знаки, таинственные символы, смысла которых я не знал. Движение света становилось все быстрее и быстрее, символы и знаки собирались, сливались, наливались огнем, гасли, исчезали и снова появлялись, движение все ускорялось, и мои глаза уже не могли уследить за этим бешеным вихрем. Я плыл по сверкающему морю, свет вздымался и перекатывался, как вздымаются и перекатываются волны в океане. Он то подбрасывал меня, то швырял в бездну. Подо мной было светозарное сияние, великолепный блеск, и я парил в нем!
Вскоре лучи в перекатывающихся кипящих волнах воздушного моря стали бледнеть. По свету пробежали огромные тени, его пронзили темные линии, потом линии слились, и свет погас, лишь я продолжал сверкать, как одинокая звезда в неизмеримой ночи.
Издалека донеслись раскаты музыки. Я вслушался.
