ты ж, горе-то какое. Бедненький! А ты знаешь хоть, как тебя зовут, а?
Мальчишка, не переставая плакать, забормотал какие-то непонятные Марье Ивановне слова: «Ман кхареее! Ман кхарее! Зовуут! Лукаа!» – подвывая и затягивая каждое слово, ребенок доверчиво и так жалостно глядел на Марью Ивановну, что, не выдержав, она разревелась вслед за ним.
– Лука, Господи. Да прямо как у нас. Пресвятая Дева, помоги! Ну а по-нашему ты хоть понимаешь, а? – не переставая плакать, продолжала расспрашивать она.
– Я понимать. Да. Я понимать.
Всхлипывая уже в одном ритме, они пытались поговорить друг с другом, но даже не слова, а душевное тепло и сердечность были их главными помощниками. Мальчик доверился этой красивой простой женщине, а та, в свою очередь, раскрыла свое доброе сердце этому уже почти родному ребенку.
Ваня тем временем озадаченно смотрел на происходящее, изумляясь, чего это вдруг они развели тут такой слезный дождь. Нрава он был сдержанного, весь в отца, и не понимал всяких там нежностей. Все же пять годков уже минуло, скоро и шесть будет. Взрослый совсем. Он и матери своей все чаще стал отказывать в ласках, которыми она старалась его одаривать, особенно если батя был рядом. Потому представшая перед ним картина показалась ему какой-то бабской и несерьезной.
– А чего вы ревете-то, а? Чего реветь-то. Как маленькие, верно.
Мать, растерянно поглядев на сына, принялась наспех утирать слезы и себе, и цыганенку, понимая, что и правда, хватит уже плакать. Нужно взять себя в руки. Оба понемногу успокоились. Марья Ивановна умыла своего нового подопечного, а заодно и себя. Решено было попить чаю да ждать возвращения Петра Макаровича. Так они и сделали.
Почаевничав, Ваня вывел своего друга во двор поиграть. Игр он, как всякий ребенок, знал много, так что заняться им было чем. Лука понемногу начал что-то говорить, мешая русские фразы с незнакомыми Ивану. Цыганская речь казалась Ване такой необычной, а иногда и смешной, что, прося Луку повторить, он заливался смехом, слыша, как простые и привычные ему слова звучат на другом языке. Марья Ивановна между тем готовила обед и все думала, что же теперь будет.
Глава III
Вскоре вернулся Петр Макарович. Все вместе сели они за стол и отобедали, как водилось в их семье. Хозяин даже налил себе рюмку водочки, как он пояснил, чтоб голова лучше соображала. После обеда он, забрав мальчишек, отправился с ними топить баню. Ваня, привычный уже к этому делу, помогал отцу искать мелкие дровяные щепки на растопку, а после таскал небольшие поленья с дровни. Лука, не понимая еще, для чего они это делают, лишь бегал вокруг и улыбался. Когда же Петр Макарович развел огонь и начал понемногу подбрасывать поленья в топку, Лука замер от удивления и смотрел во все глаза, как костер мечется в тесной конурке, вместо того чтобы свободно полыхать под открытым небом. Отец и сын, заметив это его удивление, догадались, что подобную картину Лука видит впервые, и, улыбаясь с видом знатоков, приговаривали:
– Вот уж попарим мы Луку!
– Да
