а, придя из караула, Данила нашел в закрытой на замок тумбочке только короткую записку: «Извини, дружище, я не прав. Для моей дембельской формы не хватало именно твоего ремня». Данила углядел тогда в записке откровенную издевку, очень оскорбился, позже не ответил на полученное письмо, и сам ни разу не написал армейскому другу. Дело было не в бляхе, а в предательском поступке.
В студенческую пору Данила подружился с однокурсником Вовой, внешне напоминающим рэпера Эминема. Вова был веселым, неглупым парнем, однако не чурался наркотиков. Поначалу друзья вместе иногда покуривали «травку», но потом Вова стал время от времени употреблять героин и склонять к этому товарища, ярко описывая опиумные приходы. Данила категорически не одобрял его нового увлечения, тем не менее продолжал поддерживать дружеские отношения, которые пока еще продолжались. К концу четвертого курса все студенты должны были сдать курсовую работу. Время уже поджимало, а Вова даже не приступал к написанию. За неделю до защиты он попросил Данилу дать ему почитать его курсовик, и, недолго думая, хитростью сдал двадцати пяти страничную работу профессору, как свою. Шок и в гнев испытал Данила, но вдруг ему стало жалко Вову, поэтому решил отказаться от идеи разборок на кафедре. Пришлось срочно скачивать из интернета чужую работу и переделывать ее, чтобы избежать обвинения в плагиате. Профессор был не дурак, но все же смилостивился и поставил тройку.
Тогда, ветреным майским днем, Данила смотрел в Вовины глаза и сдерживался, чтобы не врезать по наглой морде.
– Ты поступил не по-дружески, – сказал он.
– Да, – согласился Вова и кивнул, – но, что поделать, такова жизнь…
«Хер с вами, всем все прощаю, – подумал Данила. Он наполнил стакан пивом, выпил без остановки, рыгнул. – Такова, блять, жизнь».
Наконец-то наступил долгожданный вечер пятницы и до понедельника можно о работе забыть. Завтра друзья решили собраться на совместную попойку, просто так, без повода, а сегодня самое время немного потренировать печень.
Пришло легкое опьянение. Данила плюхнулся в кресло, вытянул ноги, закрыл глаза. Он все еще находился под впечатлением ото сна, приснившегося позавчера. Собственно, не в самом сне было дело, тем более он не запомнился. От него осталось только чувство происходящего в нем настолько чего-то очень хорошего, доброго и волнующего, что первые секунды после пробуждения Данила ощущал, как учащенно билось сердце. Сразу, как это часто бывает, кажется еще можно восстановить все события ночного видения, но стоит только погрузить ноги в тапки и пойти умываться, то порой уже не вспомнить снилось ли что-нибудь вообще. Тот раз не стал исключением. Зато с самого утра в животе появилось и не пропадало в течение всего дня уже знакомое ощущение необычного тепла. Оно было настолько явным, что временами казалось могло высушить одежду, будь она мокрой. Вместе с нагревом, дышать стало легче, словно в груди освободилось
