и вздрагиваю.
– Ты… ты давно тут стоишь?
– Чуть больше минуты, – отвечает она. – Не хотела тебя пугать.
Она поднимает голову и делает шаг вперед. Дрожащей рукой дотрагивается до моих обтянутых кожей ног.
– Мои брюки.
Я смотрю вниз и вдруг вспоминаю, что даже не спросила, можно ли мне было брать ее одежду.
– Прости, – говорю я, – мне надо было спросить у тебя разрешения. Если ты против, я все сниму.
– Дело не в этом.
– Не беспокойся, я не буду брать конфетки у незнакомцев. Если только он не предложит мне Кит Кат.
Тетя Бэтт даже не улыбается моей шутке. Вместо этого заворожено произносит:
– В Хэллоуин стираются границы между живыми и мертвыми.
Я киваю, как будто принимаю всерьез ее слова, но на самом деле думаю, что тете Бэтт надо прекратить читать эти странные книги. Она говорит как самая настоящая ведьма и вообще становится все больше и больше на нее похожа: с неопрятной вьющейся шевелюрой и запавшими черными глазами. Если бы я была ребенком и пришла бы просить к нам сладостей, наверняка, увидев тетю в дверях, бросилась бы наутек. Невозможно поверить, что когда-то она была веселой и крутой девчонкой в кожаных итальянских брюках.
Эта мысль кажется подлой, и мне тут же становится за нее очень стыдно. Тетя Бэтт такая одинокая, у нее очень невеселая жизнь. Она никогда не навещает друзей и не уезжает на ночь из дома.
Совсем как я.
В этот момент меня осеняет… А вдруг с тетей Бэтт что-то случилось? Нечто очень неприятное и травмирующее, о чем я не знаю. И именно поэтому она стала такой. Может, она поругалась с мамой? Или не хотела, чтобы мы уезжали с Джар Айленда?
Не знаю, что там у нее произошло, но шагаю вперед и обнимаю ее. Не делала этого с момента моего приезда сюда. Тетя Бэтт никогда не демонстрировала склонности к физическим проявлениям привязанности, но это не значит, что она в них не нуждается.
Ее тело напрягается. Она так одинока, кто знает, когда в последний раз ее кто-то обнимал?
– Все в порядке, тетя Бэтт, – говорю я. Она тает, опускает голову, и я чувствую, как ее руки нежно прижимают меня к себе. В зеркало видно, что ее глаза закрыты.
Из окна доносится звук автомобильного гудка. Отодвигаюсь от тети и, перед тем как сбежать по лестнице, говорю:
– Люблю тебя! Не жди меня сегодня!
– Срань господня! Ну и видок! – говорит Кэт, щелчком выкидывая в водительское окно бычок.
– Мы с тобой сегодня поменялись местами, – отвечаю я со смешком, залезая в машину. На Кэт – костюм монахини. Балахон закрывает все, кроме рук и лица, на шее болтается тяжелый деревянный крест. На лице Кэт нет ни капли макияжа. И как я раньше не замечала, что у нее чудесная кожа и милые подростковые веснушки.
– Я – монахиня дьявола, – поясняет она, разворачивается и оглядывает меня с ног до головы. – Потрясающе
