новой мыслью, отец Брендан обернулся. Но девушки уже не было видно.
Как ее назвали? Лусе… ка… Лусика? Какое-то варварское имя, наверное, совсем не то, которое она носила изначально.
Хрёрек тем временем устраивался со своими людьми на гостином дворе, недавно освобожденном дружиной Вестмара, который успел отпраздновать новоселье. Дом оказался отличный: просторный, обжитой и чистый, скамьи в порядке, подгнившие доски пола в задней части заменены новыми, даже старая зола из печи вычищена. Такой же порядок царил и на гульбище, а также в сенях, предназначенных для хранения привезенного и закупленного товара, но вот туда данам пока было совершенно нечего положить. В теплое время они просто спали бы там, избегая тесноты, но зимние холода такой роскоши не позволяли.
– Здесь до вас один торговый со своими фелагами жил, – рассказывал Домагость, помогавший устраиваться и показывавший, где что. – Они тут и подконопатили что надо, и подправили. На днях только съехали, как построили себе свой дом.
– Признаться, и я бы не прочь построить для себя и своих людей дом, – ответил Хрёрек. – До весны мне уже не удастся уехать, и я не хотел бы обременять тебя.
– Это я сам решить не могу. – Домагость с сомнением покачал головой. – Надо людей собирать! Столы накрыть, дары поднести, чтобы уважение показать, поговорить, рассказать, кто ты есть, откуда и чего ищешь. Если людям понравится, тогда докончание скрепим. Ты проси, что нужно, а мы дадим, что сможем. Так у нас ведется.
– Я надеюсь, что родство с Оддом сыном Свейна послужит к моей пользе. Что же касается пира, то я готов оказать вашей округе и ее знатнейшим людям всяческое уважение. У меня нет с собой припасов, зато есть немного серебра. Я подарю тебе серебряную чашу ирландской работы, если ты позаботишься об устройстве пира.
На это Домагость согласился, и на свет явилась чаша. Была она не велика, но тонкой работы, с удивительными узорами в виде тройных свитеней с точкой-глазком посередине. Ложечка, которую Милорада кликнула, чтобы поручить вычистить подарок, вскрикнула при виде чаши, схватила ее и дрожащей рукой поднесла к глазам. Провела пальцами по завиткам узора, прижала к груди, засмеялась, а потом бросила на хозяйку взгляд, будто хотела спросить, откуда это чудо взялось, но не смела.
– Что, понравилось? – Милорада улыбнулась, заметив ее волнение. Ложечка всегда была так невозмутима, молчалива и нелюбопытна, что никто никогда не знал, что ей нравится, а что нет. За три с половиной года она выучилась хорошо понимать по-словенски, но сама говорила так мало, как только было возможно. – Да, работа хорошая, редкая. Варяжский князь отцу преподнес. Вычисти бережно, отцу на стол вечером поставим.
Ложечка ушла с чашей, а Милорада принялась готовиться к пиру. Скота у воеводы хватало, но хлеб они сами покупали, и теперь, при этаком наплыве гостей, выходило, что припасов только до Ладиного дня хватит. Пройдет Корочун – надо будет по санному пути снаряжать обоз еще хлеба везти.
На следующий день отец Брендан заметил, что вчерашняя девушка стоит на
