атафалк».
И в то же мгновение я почувствовала удар, сделала немыслимый кувырок в воздухе и тут же врезалась головой в лобовое стекло. Раздался неприятный скрежет по железу и звон разбитого стекла.
– Всё. Влипла, – прошептала я и замерла, раскинувшись на капоте «моего катафалка», не открывая глаз. Со стороны всё выглядело так, как будто я пытаюсь вскарабкаться на эту громадину.
– Твою мыть! – Донеслось откуда-то сбоку.
Я почему-то отметила про себя, что именно – «мыть». Услышав этот выдох, произнесенный с таким отчаянием, открыла глаза и сквозь целое (!) лобовое стекло крутой иномарки увидела, как на меня таращится какой-то лысый мужик.
В голове выстроилась логическая цепочка: «Если на нем ещё и малиновый пиджак, а на пальцах золотые гайки, то точно – хана мне. По гроб жизни не расплачусь».
Но глаза у дядьки были совсем не злые, а почему-то удивленные. Пиджака тоже не было. Только пестрая рубашка, небрежно застегнутая на пару пуговиц в области пупка, плотно сидела на его загорелом торсе. Что касается золотых цепей на шее и перстней на пальцах – они тоже отсутствовали.
Он как-то боком выпал из необъятного салона иномарки, подскочил ко мне и начал стаскивать с капота:
– Что ты делаешь!
– Это что вы себе позволяете? – Попыталась я отмахнуться и чуть не угодила мужику в голый череп гантелью. И только сейчас вспомнила, что мои руки сжимают две килограммовые гантели мертвой хваткой.
Мужик от моего натиска даже опешил:
– Это кто себе что позволяет? Врезался в мою машину! Размахивает гирями! – Он отскочил от меня и почему-то погрозил пальцем.
– Отпустите меня! Справлюсь сама! – Дернулась я и съехала с капота, как с горки. Но подняться на ноги почему-то не смогла, а так и осталась сидеть на земле у машины.
– Что-то мне не того…
Мужик глянул на меня и изменился в лице. Похоже, перепугался.
– Послушай, у тебя кровь. На лице… У вас…
Но в этот момент я как-то мягко и безвольно проваливалась в какую-то темную и глухую яму. Его голос стал звучать всё глуше, как бы отдаляясь. Однако спустя мгновение я очнулась.
Хозяин машины, склонившись, энергично обмахивал меня газетой. Рядом валялись две разбитые пивные бутылки. Пиво разлилось по мостовой. Небольшая лужица весело сверкала на солнце и под его палящими лучами начала исчезать на горячих камнях, распространяя вокруг очень вкусный и сильный запах хмеля.
Оказывается, разбилось не лобовое стекло, а эти бутылки. Они были выставлены на бумажную салфетку, разложенную на капоте. От столкновения со мною бутылки грохнулись на мостовую и, конечно же, разбились.
Я же своими роликами только немного поцарапала бампер. А гантели, которые судорожно сжимали мои руки, сделали на сияющей поверхности капота иномарки две неглубокие симметричные вмятины.
Первое, что после «мыти» спросил хозяин машины, с интересом разглядывая меня:
– Пацан, а гантели – то зачем?
С перепугу осипшим голосом я ответила, глядя на него исподлобья:
– Для ускорения.
«Теперь эти железки помогут мне идти на дно, повиснув на ногах или моей худой и тонкой шее. Вот влипла с этой тачкой. Раскрутит, как пить дать, на пару тонн зелени. А может, и побольше…» – Как-то лениво плавали эти невеселые мысли в моей гудящей голове.
– Я не понял…
«Начинается»,– уныло пронеслось в мозгу, и я другим, более мелодичным голосом спросила:
– Чего не понял?
– Так ты не пацан? Ты баба? Оба-на!
– Уже бабушка. Правда, молодая, – поспешно добавила, но слово не воробей. Поздно. Глаза у мужика стали совсем круглыми.
Привычным движением я сняла кепку, надетую козырьком назад, и непослушные рыжие волосы рассыпались по плечам. Боком поднялась с земли, глядя на него снизу вверх. Моя голова едва доставала до его груди. А что вы хотите – полтора метра с кепкой, да и то в прыжке – вот и весь мой рост. А вес, как у козы, до сорока пяти килограммов.
– Твою мыть! – Он сделал шаг назад, рассматривая меня по-новому и, похоже, уже не как пострадавший, а как нормальный мужик, который откровенно пялится на интересную незнакомую женщину.
«Да, интеллектом он, похоже, точно не блещет», – грустно подумалось мне.
Внезапно в моих глазах зажглись веселые ярко-зеленые звездочки, уши заложило, как будто их заткнули ватой, ноги стали холодными и тоже ватными, колени сами собой начали подкашиваться. Краски и звуки потускнели и почти померкли.
– Что
