давались с огромным трудом…
Интересно было бы, конечно, посмотреть на их Короля и выяснить, что его Величество хочет от простого смертного, но не плохо бы и подготовиться к такой встрече, чтобы всегда иметь возможность уйти, если тебе не понравится прием.
Если судить по тому, как настроены эти семеро – прием обещал быть горячим. И кто знал, часть ли он того плана, что задумали в своей башне Великие? Сорах не мог ни за что ручаться, но теперь заклинания Деформации и Исчезновения грозно висели в пространстве одного из Торсионных полей.
Главный, далеко ушедший вперед – его спину Сорах с трудом различал среди зарослей крыжовника совершенно причудливым образом выросшим среди свисавших с деревьев лиан – вдруг остановился и поднял вверх руку, показывая отряду ладонь. Все эльфы, включая чародейку, при виде этого жеста главного замерли, как вкопанные, а Сорах не успевший вовремя остановиться влетел в спину одного из лучников, который прошипел несколько слов – наверняка не лестных – на языке лесных жителей в ответ. Одно из его слов Сораху удалось разобрать. Светлый не самым лучшим образом вспоминал весь его род. Да остальные, пожалуй, были ничуть не лучше.
Главный что-то сказал отряду, но так тихо, что Сорах опять не разобрал слов. Он хотел было наложить заклятье, чтобы обострить слух, но уже в следующий миг главный, как тогда на поляне, закрыл глаза и начал вдыхать полной грудью. Определенно, он являлся каким-то жрецом, а то, что совершалось сейчас – было своего рода обрядом. Лук на плече главного не мог ввести мага в заблуждение.
Сорах был прекрасно осведомлен о том, что искусство стрельбы из лука возводиться у эльфов – будь то хоть темная, хоть светлая их половина – в культ. И мальчики и девочки с самых ранних лет практиковались в стрельбе и метании копий. Воинская доблесть была для эльфов чем-то священным, сродни ненависти к людям, сродни той войне, что каждый светлый эльф объявлял всей хумансовой расе и сродни чрезмерной гордыни темных эльфов.
Закончив свой обряд, главный, имя которого Сорах так и не узнал, поклонился лесу. Сорах с удивлением заметил, как завился, будто руки живого существа, плющ вокруг деревьев. В унисон начали чирикать воробьи, послышалась песнь соловья, уханье филина, откуда-то вдруг каркнула ворона. Эти звуки подхватили и шорох белки на ветках дерева, и шипение змеи в траве, они тут же разбавились плесканьем воды ручья. Звуки смешались в одну единственную и неповторимую мелодию леса.
Сорах заметил, как презрение на лице светлого эльфа, адресованное в его сторону, сменилось восхищением священным лесом и гордостью. Казалось, Местальэ говорил с лесными жителями. Плющ продолжал виться, и через мгновение Сорах увидел, как за силуэтом главного расстелилась, уходя вперед, дорога, петляющая меж зелеными зарослями, от которых исходило приятное свечение.
– Тебе выпала честь вступить в самое сердце священного леса, хуманс, того, что вы называете Местальэ, коверкая его истинное имя, – сказал главный. – Король
