style="font-size:15px;"> – Верь мне. Другое дело, что происходят какие-то вещи большого, может быть, глобального масштаба, которым невозможно противостоять. А ты разве сам этого не чувствуешь?
Серж наклонил голову, соглашаясь.
– Чувствую.
– Что это, по-твоему? Что творится?
– Война, ты же знаешь.
– Но ведь это где-то далеко и совсем не значительно? Ведь так?
Серж покачал головой.
– Не так. Война есть война, на ней гибнут люди. А любая смерть это необратимость. Да и вообще. Лукьяныч сегодня сказал, что все меняется, уже изменилось, и как прежде никогда больше не будет. Я с ним согласен.
– Лукьяныч, это…
– Мой начальник, и просто умный человек.
– Ты его уважаешь?
– О, да… Неоспоримых авторитетов мало, он один из них.
– Хорошо, что такой человек с тобой рядом. Но ведь ты на войну эту проклятую не попадаешь?
– Пока нет. На очереди академия, а там – кто его знает? Зарекаться не буду, тем более, ты и сама видишь, чувствуешь, все меняется. Но я понимаю, к чему ты клонишь. Тома, не начинай, ладно?
– Я не начинаю. Я просто хочу оставаться рядом с тобой как можно дольше. Если уж нельзя нам быть вместе вечно. Я не понимаю этого нельзя, я чувствую, что можно, что должно, что так, вместе, правильно. И чувствую, что я к этому готова. Я не в силах смириться с неизбежностью расставания, понимаешь? Моя душа разрывается на части задолго до того, как оно случилось, и ищет способы его избежать. Моей любви, Сереженька, хватит на нас двоих. Верь мне.
– Я тебе верю. Но в мире нет ничего вечного.
– Любовь может быть вечной.
– Любовь хорошая штука, но жизнь, к сожалению, пишется не по ее законам. Любовь…
Он поднялся, наполнил вином бокалы. Хрусталь прозвенел, и его звук смешался с повисшей в воздухе вибрацией последнего слова, вошел с ним в резонанс. Любовь-вь-вь-вь… Потом он зажег свечи. Резко запахло серой. Серж, гася спичку, разогнал дымок рукой, запах быстро сошел на нет.
– Выключи верхний свет, дорогой, – попросила Тамара.
В полумраке янтарное вино казалось совершенно черным. Зато рубашка Сержа сияла, точно подсвеченная ультрафиолетовой лампой. Он подсел к Томе на диван, обнял, они прижались друг к другу. Им показалось на миг, что диван – это маленький и крайне ненадежный необитаемый остров, на котором они, одни одинешеньки, несутся сквозь мироздание. Все вокруг рушится и погибает, но их, несмотря ни на что, хранит высшая сила. Оберегает, поддерживает и уносит дальше, дальше… Сила заключена в них самих. Сдвинули бокалы, хрусталь остался верен себе: дзинь-нь-нь! Звон как удостоверение реальности мира.
Сладкое вино показалось горько-соленым, как кровь. Настоящее вино и должно иметь вкус жизни.
– Послушай, я хочу тебе кое-что рассказать…
– Что такое, милый?
– Так, сказочка одна.
Тома заметила, что Серж колеблется,
