style="font-size:15px;"> – Люблю тебя, папочка.
– И это тоже взаимно, милая, – сказал Итан, посылая ей воздушный поцелуй.
У их обмена знаками любви был сладко-горький привкус. Это был один из тех моментов, в которые Никки осознавала, как много они трое потеряли. Слышать, как Белла говорит Итану, что любит его, этим холодным, пустым голосом, было как удар ножом по сердцу.
Никки помогла Белле выбраться, и они вместе проводили взглядом «теслу», отъезжающую от тротуара. Они продолжали смотреть, пока машина не свернула с Бедфорд-стрит и не исчезла из виду, Белла махнула на прощание последний раз, крепко сжимая планшет в руке. Он был еще одним напоминанием о том, что случилось. Она всюду брала его с собой. Другие родители могли шутить о том, что их детей не оторвать от электронных гаджетов, но для Беллы планшет был той жизненно важной ниточкой, которая связывала ее с остальным миром. Розовая обложка, украшенная сердечками и звездочками, выглядела уже немного потрепанной. Никки задумалась, сколько еще, интересно, пройдет, прежде чем она захочет поменять ее на что-то более взрослое. Эти размышления вызвали еще один укол грусти. Во многом Белла все еще оставалась маленькой девочкой, но и слишком во многом она была старше своих шести лет. Держась за руки, они потихоньку пошли, Никки вела девочку справа от себя, заслоняя ее от дороги.
Их дом в эдвардианском стиле, белый и элегантный, был в конце целой террасы зданий идентичного вида. У него был свой характер и особенное очарование, какого никогда не будет у дома на Чёрч-роу. Они взобрались по ступеням к парадному входу, и с каждой ступенькой воспоминания о несчастном случае крепли, а мрачное предчувствие росло. Никки не могла припомнить, когда последний раз уровень ее тревоги так подскакивал – в недавнее время такого точно не было. Она достала ключи и открыла дверь, и пока она это делала, ее рука слегка тряслась. Она посмотрела вниз на Беллу, но та была поглощена очередной статьей о рыбах в своем планшете и пребывала в счастливом неведении относительно терзаний Никки.
Когда они оказались внутри, Никки закрыла дверь, защелкнула задвижку с цепочкой и повернула ключ, заперев врезной замок на пять оборотов. Если бы она сделала то же самое два года назад, сейчас все было бы совсем иначе. Эта мысль появлялась у нее каждый раз, когда она входила в дверь. Останется ли эта мысль здесь, когда они переедут, или эта часть невроза перекочует вместе с ними? Наверное, только время покажет.
В воздухе висел тяжелый и горячий запах домашнего супа, который повел их по коридору. София мыла посуду, когда они вошли в кухню. Услышав их, она обернулась с улыбкой, схватила кухонное полотенце и стала вытирать руки. Белла помчалась к ней через кухню, и София сгребла девочку в объятия и поцеловала.
– Проголодалась, Коразонсито[1]? Время обеда давно прошло, – у нее все еще был сильный испанский акцент, хотя она больше половины жизни прожила в Великобритании.
Белла ответила энергичным кивком, и София еще раз чмокнула ее, прежде чем отпустить и повернуться к Никки.
– Как насчет тебя, ми кариньа[2]? Куриный суп, твой любимый.
Никки покачала головой.
– Спасибо,
«Сердечко» (
«Моя дорогая» (
