с пламенем в очах». Выяснилось, что во время своего пребывания во Франции Энтони Бэкон был обвинен в содомии, что тогда каралось смертной казнью.
Когда А.Л. Роуз прочел «Извилистые тропы», которые подарила ему Дафна Дюморье, бывшая не только его соседкой, но и другом, он с удовольствием рекомендовал рукопись издателю Чарлзу Монтиту, однако заметил: «Одна беда: эти пишущие биографии дамы обязательно влюбляются в своих героев». Если он хотел этим сказать, что Дафна Дюморье не проявила достаточной суровости, описывая не самые привлекательные черты личности Бэкона и сомнительные эпизоды его жизни – его ставшую притчей во языцех расточительность, его двоедушие, неутолимое честолюбие, предательство по отношению к своему бывшему другу и покровителю графу Эссексу, против которого он выступил в роли общественного обвинителя во время суда над ним в Вестминстерском дворце, изощренную пронырливость, с которой он карабкался к вершинам власти, – что ж, в его словах есть доля правды. Но то, что писательница «влюбилась» в своего героя, оказалось великим благом, потому что позволило ей написать о нем с тем же глубоким пониманием, какое она проявляла по отношению к самым незначительным персонажам своих романов. Конечно, у Бэкона было много слабостей, но глубина его образованности и дерзкая всеохватность мысли были поистине уникальны для того времени. И эту уникальность Дафна Дюморье сумела замечательно показать.
Маколей морализаторски говорит о Бэконе, что «это был человек, чьи принципы никак нельзя назвать твердыми, а дух высоким». А вот что пишет Литтон Стрейчи: «Независимость суждений, необъятная гордыня, неутолимое честолюбие, переменчивость, тончайшее чутье, безупречный вкус во всем – все эти качества, сплетаясь, сталкиваясь в яростном конфликте, врастая друг в друга, придавали его загадочному облику вкрадчивое и неотразимое обаяние ядовитой змеи». Возможно, Дафна Дюморье не слишком ярко показала, сколько змеиного коварства таилось в этом переменчивом, с такими зыбкими принципами человеке, зато ей удалось прекрасно показать блеск и могущество его гения».
После публикации этих двух биографий бэконианцы стали считать Дафну Дюморье своей сторонницей. Но хотя она приводит множество сведений, которые при желании можно истолковать как подтверждение взгляда, что автором шекспировских пьес был ее герой, она нигде не рискует пойти дальше предположения, что братья Бэкон и другие аристократы, наделенные литературным талантом, могли в разное время написать то, под чем стоит псевдоним «Шекспир». По ее мнению, это могло быть всего лишь несколько подаренных Шекспиру строк, сюжет или эпизод, характер персонажа, а иной раз и сонет.
И тем не менее все, что Дафна Дюморье пишет об этом аристократе, обладавшем исполинской мощью ума, могучим воображением, широчайшей образованностью и редчайшим даром слова, позволяет заключить, что он вполне мог быть единственным автором всех этих великих творений литературы.
