жизнь.
Лялька по привычке, лишь краем уха слушая бабушкины нотации, все таки норовила щелкнуть мышкой, но Аделаида решительно отняла пластиковую коробочку и сунула в свою шкатулку, резко повернув ключ и разом заткнув хриповатого Августина.
Лялька посмотрела на нее удивленно, но сопротивляться не стала.
– Ну-ну… Ты, бабусь в сетях не очень зависай. А то там разные козлы шастают. Еще подцепишь какого-нибудь. Они, как блохи, на новеньких кидаются. А потом квартиры пропадают.
Внучка говорила обиженно, но Аделаида ее не слушала. Она с нетерпением смотрела на старинные прабабкины ходики, которые вот-вот должны были начать бить – тяжело и глухо. С этим «бон, бон» она обычно включала компьютер и ждала, когда Вячеслав Робертович напишет ей первое сообщение и конвертик на верху экрана зазеленеет долгожданной единичкой.
Лялька ушла, Аделаида Николаевна засуетилась. К началу свидания со «СлавРобом» (такой Вячеслав Робертович выбрал себе ник, Аделаида уже знала, что так называется придуманное имя в сети) Адель (такой ник себе придумала она) принимала душ, тщательно расчесывала густые седоватые волосы, стараясь сделать их попышнее и красила губы. Потом меняла очки на парадные – красно-черные со стразиками, которые ей привезла дочь из Парижа, и, с содроганием сердца, ждала зеленую единичку.
В их личной переписке чего только не было. СлавРоб пересказывал ей прочитанную главу, пересылал фотографии удачных кустиков рассады. Адель тоже с удовольствием делилась своей жизнью – рассказывала про молодость, про школу, институт и первую любовь. Посылала фото взошедших огурчиков, долго рассматривала красивый дом Вячеслава и старенький черный джип, стоящий у тщательно подметенной дорожки, ведущей к небольшим, но качественно сделанным воротам. Время пролетало незаметно и только ходики, вдруг подло пробимкавшие за ее спиной свой «Биммммм», подсказывали, что уже час ночи и пора и честь знать…
Аделаида очень изменилась. Теперь по городу ходила не престарелая, нудноватая пенсионерка, с протертой кожаной сумочкой времен Первой Гражданской, а носилась быстрая, порывистая Адель. Она отрезала волосы, покрасила их в цвет жухлого подсолнуха, завила мелким бесом и сменила помаду на модную, смутно-алую. Купила у соседки бежевую куртку, с большим капюшоном, которую та давно ей сватала, и достала с дальней обувной полки короткие сапожки, скинутые Лялькой. «Баб, мне не модно, тебе в самый раз. Смотри какая цепочка, прямо золотая. И каблук небольшой, только тебе и ходить», – бросила тогда внучка, вручив Аделаиде хрустящий пакет, – «Носи. Будешь красотка».
Тогда Аделаиде они показались совсем не к месту, слишком вычурными и молодежными. Теперь же Адель заправляла в них новые джинсики, купленные с пенсии на местном развале, или надевала с длинной клетчатой юбкой, сохранившейся чудом с времен ее молодости. Юбка тысячу лет пролежала в чемодане вместе с тоненькой водолазкой и большим кулоном
