трудом он опустил ноги с кровати и сел. Тогда соседка сунула ему в руки миску с супом, и он поел. А, насытившись, разрыдался со словами: «Убийца я, убийца…» Так и сидел он на кровати, качая головой из стороны в сторону. Рыдание перемежалось с воем, и горячие слезы застилали ему глаза. Нина Павловна, стоявшая перед ним с сурово поджатыми губами, смягчилась, взгляд ее стал сострадательным. А когда Дмитрий, глухо рыдая, прижал обе ладони к сердцу и побледнел, дернулась к нему. И он безвольно упал ей на руки, прохрипев: «Пусто все… Пусто».
Тогда Дмитрий и попал в кардиореанимацию и стал моим пациентом. Две недели он балансировал на грани инфаркта с диагнозом нестабильная стенокардия. Все это время он прорыдал. Даже большие дозы успокаивающих препаратов не расслабляли его полностью. Чаще он тихо, чтобы не беспокоить других, плакал в подушку и даже во сне всхлипывал, как дитя.
Я пыталась разговорить Дмитрия, но он молчал, а потом соседка, навещавшая его, рассказала мне все. Я пережила несколько этапов в отношении к Дмитрию: удовлетворение – «мол, так ему и надо»; жалость – «загубил ты себя, парень»; а потом надежду – «может, все наладится». По просьбе Нины Павловны я позвонила в нейрохирургический центр. Катя потихоньку выкарабкивалась. Врачи надеялись, что она сможет нормально жить, хотя не без осложнений. Соседка сказала, что Танюшу уже выписали, и ее забрала на время Катина сестра. Андрей еще лежал в психоневрологии, им занимались психиатры и психологи. От него никто не узнал правду о несчастье в их семье.
Дмитрий выписался из кардиологии еще спустя месяц. Ему была предписана строгая лекарственная терапия, но медсестры доложили мне, что он выбрасывает лекарства. Уходя, он зашел ко мне.
– Вы хотите умереть? – спросила я.
Он замялся и опустил глаза.
– Вы не имеете права! Сделали из жены инвалида и в кусты? А детей кто будет поднимать? Идите в храм, на коленях ползите, а потом идите к жене. А то чужие люди ей передачи носят, а муж еще ни разу порог больницы не переступил.
А потом, словно говоря сама с собой, я тихо добавила:
– А может, Катя простит, и все еще наладится?
И тогда он взорвался:
– Как простит?! Я знаете кто? Я ее своими руками чуть не убил!
И он ушел, возмущенный, гневный. «Сколь много в нем страстей», – думала я.
Спустя год Дмитрий вновь попал к нам в кардиологию, но уже не в таком опасном состоянии. Его навещала жена – худенькая, невысокая женщина, немного пошатывающаяся при ходьбе. Иногда она приходила с дочерью. Сына я не видела ни разу. Как-то я остановила ее, и мы поговорили. Катя чувствовала себя сносно, как только возможно после такой операции, но работать уже не может. Дмитрий с тех пор не пьет, устроился на хорошую работу, прилично зарабатывает, часто бывает в церкви. Таня жалеет мать, помогает ей в хозяйстве. К отцу относится терпимо. А Андрей за целый год не сказал отцу ни слова. «Молитесь», – сказала я. Что тут еще скажешь?
Быть отцом
В нетрадиционной
