закончил играть, и открыл глаза, его друг сидел, не шелохнувшись, будто даже окаменел. Скрипач забеспокоился: «Цвингли, ты жив?!». Он быстро взял птичку на руки, и она встрепенула свои пёстрые крылышки, и слегка повернула голову. «Ну, слава Богу! А то, я так перепугался за тебя. Я вдруг подумал… Прости! Ты так мало ешь, почти ничего не пьёшь, а ведь из-за меня тебе приходится тратить столько сил». Щегол весело чирикнул. «Ну, вот и хорошо. А про эту серенаду забудь. Я и сам знаю, что она, не более чем баловство, детская забава. Сегодня мы с тобой будем исполнять твоего любимого Гайдна. Вот это настоящая великая музыка!».
Ну, мог он хотя бы взять трубку? Это же так просто – взять трубку. Агнетта стояла в телефонной будке, облокотившись на прозрачную стенку, трубка безвольно болталась в её руке. «Чёрт, ещё сапоги начали промокать». Она не знала, что делать дальше. Мир безжалостно мстил ей за её зимние подглядывания, мстил, как он умеет, своим холодным равнодушием и его отсутстующим молчанием. За те десять минут, что она простояла в будке, никто даже к ней не приблизился, не захотел воспользоваться телефоном, не поторопил. И это в шестом часу вечера! Никто не повернул головы в её сторону, все идут, как заведённые и смотрят прямо перед собой. «Зомби!». Нужно было ещё позвонить в Турагентство, но теперь этот звонок вообще казался бессмысленным. На Новый год она подарила Сержу электробритву, боже, каким пошлым этот подарок выглядел в её глазах теперь. Я сама во всём виновата, – думала Агнетта, вываливаясь из телефонной будки на улицу, – ещё эти дурацкие сапоги! Сапоги ей, в качестве ответного подарка преподнёс Серж.
«А, ничего, всё оно к лучшему!» – думала она, оказавшись в муравьином потоке, тянущимся вдоль проезжей части в сторону Площади Всех Несуразностей, куда теперь направлялась она. И в голове опять зазвучало на полную громкость: «The winner takes it all. The loser standing small…». Я сама вся сплошная несуразность! И ты тоже несуразность. Что ты мне, мир, можешь сделать? Чем удивить? Что ты можешь сделать с тем бездомным стариком в клетчатом пончо? Всё, что ты мог, ты уже с ним сделал. Агнетта остановилась посреди улицы и громко засмеялась. Ты не убьёшь меня, пока мы с тобой играем в эту увлекательную игру. И я знаю, что тебе нравится в неё играть, хоть ты и не показываешь виду. Какой-то мужчина чуть не налетел на неё сзади, и потом долго ещё недовольно оборачивался. «Ёхоууу!» – крикнула ему Агнетта, и помахала рукой.
– Ну, где ты ходишь? Уже десять минут седьмого. – Роберт легко пожурил её за задержку.
– С каких это пор, красивым женщинам запрещено опаздывать?
– С тех самых, когда они решили стать литературными агентами, и работать с весьма нервными и капризными субъектами.
– Попрошу не обобщать, насчёт капризных субъектов.
– Ладно, идём. Скрипач со своей чудо-птицей уже пришёл, я его видел. Вон, видишь, народ уже собирается, – он указал в сторону площади, – будем надеяться, что играть ещё не начинали.
– Ты так говоришь, «играть ещё не начинали», как будто мы идём
