Канат, скоро все образуется.
И тоже пошел к двери. Кажется, он довольно улыбался.
Видно, в пищу подложили снотворное. Как еще объяснить, что после плотного обеда Кана не хотел и пальцем пошевелить. А потом уронил голову набок и захрапел.
Проснулся, а за окном уже стемнело. Голова тяжелая, будто булыжниками набитая. На новых руках и ногах следы от уколов. Вот нелюди, собрали анализы, пока он спал сном младенца. Поэтому и усыпили, как медведя в зоопарке. Боятся, что он кому-нибудь голову откусит.
– Вот хрюндели очкастые, – пробормотал Кана. Это что теперь, каждый раз так усыплять будут?
Светодиодная лампа горела над головой. Окно в палате большое, на пол-стены, сверху приоткрыто. Закрашено непроницаемым серебристым материалом, снаружи не видно, что внутри творится. Из палаты окрестности тоже не разглядеть.
Прислушался Кана, лежа на койке, а во тьме сверчки трещали, птичка задумчиво тенькала. Ни рева автомобилей, ни гудков тепловозов или стука колес по рельсам, как в его квартирке. И пьяных голосов с улицы тоже не слышно. Благодать, в общем.
Лежал Кана, слушал вечерние звуки умиротворяющие, и сам не заметил, как снова в обычного парня обратился. Руки лишние исчезли, круп конский с ногами длинными обратно в зад и спину втянулись. Глаза по бокам головы тоже пропали. Волосы по всему телу уменьшились, превратились в обычные маленькие волоски, как у нормального мужчины.
Кана когда заметил, не поверил. Ощупал все тело, убедился, что не сон. Зеркала в палате нет, но и так все видно. Это что же, значит, все обратно вернулось? Можно отсюда уйти, наверное?
Он вскочил с кровати, бросился к двери. Попытался открыть, но бесполезно. Заперли на замок.
Тогда Кана заколотил по двери. Закричал во все горло:
– Эй, чувырлы, откройте! Я нормальный человек! Хватит меня здесь томить!
Ноль внимания, полное безразличие.
Кана покричал еще, но без толку. Пнул дверь со всей силы:
– Вот ушлепки яйцеголовые. Попадитесь мне только…
Вернулся к кровати, и дверь отворилась.
Вошел профессор Лукин с забинтованной головой.
– Канат, что стряслось, чего шумишь?
– Вы ничего не замечаете? – спросил Кана. – Никаких изменений?
Лукин тонко улыбнулся.
– Когда я был женат, меня супруга постоянно так спрашивала. Ты тоже поменял прическу? Или купил новое платье?
– Да нет же, – буркнул Кана. – Вы что, не видите? Я снова обычный. Никаких клыков и волос.
Лукин вздохнул, улыбка исчезла. Профессор покачал головой.
– А, ты поэтому звал? Рано радуешься. Это временная трансформация.
– Но все исчезло.
– Нет, я же говорю, просто скрылось на время. Я только что смотрел твои анализы, все показатели остались прежними. У тебя уже было такое, когда ты лежал без сознания.
Кана
