мне во время командировки – двадцать пятого января – стукнет восемнадцать, вернусь совершеннолетним.
– Почему «стукнет»? Может, исполнится?
– Не знаю, так говорят почему-то.
– Вот мне недавно стукнуло пятьдесят… А в твоём возрасте ещё не стукает, а только приглашает шагать по жизни. А стучат, это значит, предупреждают – задумайся…
– «Век живи, век учись, попивая чаёк с маргарином, – так пройдёт твоя жизнь, и умрёшь ты дубина дубиной», – так, кажется, поёт Марк Бернес?
– Ты не расслабляйся, а то распелся, понимаешь. Сейчас я тебе выпишу временный пропуск, пойдёшь в стройцех, найдёшь мастера Ахунова Нахума Нисановича, скажешь, что я послал на собеседование.
– А он не пошлёт?
– Пошлёт, если назовёшь его по имени-отчеству.
– Не понял?!
– По-русски неблагозвучно звучит, поэтому зови его, как все, – Наум Иванович.
– Понял. А вы лес заготавливаете только зимой?
– Да, из-за комаров.
– Их так много?
– Мы в позапрошлом году посылали бригаду, они там поддали хорошо и, отмахиваясь от комаров во время работы, пилами да топорами повырубили весь молодняк. Пришлось лесхозу штраф платить.
– До свиданья.
До Степана только во дворе дошло, что его разыграли. Мастер, небольшого роста толстый мужик лет сорока, оказался вполне коммуникабельным и даже добродушным:
– Пиши заявление, я сам в кадры отнесу.
– На чьё имя писать?
– Садись. Вон тетрадь, вырви двойной лист, а я продиктую.
Степан вырвал из середины тетради лист бумаги, обмакнул перо в большую стеклянную чернильницу и замер в ожидании.
Мастер начал спокойно диктовать:
– Начальнику вагонного депо стации Белогорск товарищу…
Через три дня, ночью, бригада лесозаготовителей прибыла на станцию Ушумун, заставленную вагонами, гружеными лесом, и заваленную огромными штабелями кругляка. А после обеда, преодолев испытания лесной дорогой, расположились в зимовье, выложенном из тонкого нетёсаного кругляка, врытом в сопку. Передняя стенка с окном и дверью сооружена из необрезных досок[10], наполнена опилками. Слева от входа – общие нары, покрытые ватными матрасами и суконными солдатскими одеялами. Напротив дверей стояла кирпичная, но не оштукатуренная печка. Справа – стол, предназначенный для приготовления и приёма пищи.
Повар, худой, долговязый мужик лет тридцати пяти по прозвищу Карасик, сразу растопил печку – благо наколотых дров было достаточно как внутри помещения, так и снаружи.
– При таком дубаре картошка замёрзнет.
– Юра и Стёпа, за водой! – тоном, не терпящим возражений, произнёс мастер.
– Наум Иванович, пусть салага идёт, а я дров наколю.
– Юра, хотя у тебя и Власов фамилия, но тебе далеко до чемпиона мира. Забудь свои дембельские замашки. Здесь нет «салаг» и не будет. Я больше двух раз не предупреждаю – отправлю домой.
– А
Необрезная доска – та, которая получается в результате продольной распилки бревна. Главное отличие необрезной доски от обрезной в том, что на кромках сохраняется обзол.
