приносил в комнаты цветы артишока.
– По правде сказать, цветок-то очень недурен! – заметили они; – в нем есть что-то особенное!
И они удостоили даже похвалить садовника.
– Наш Ларсен любит, когда его хвалят! – говорили господа. – Он у нас словно дитя избалованное!
Поздней осенью разразилась сильная буря. Всю ночь рвал и метал ветер; не устояли против него даже лесные великаны, и к утру на опушке леса оказалось немало вывороченных с корнями деревьев. Повалил ветер, к большому огорчению господ и радости садовника, и два старых полувысохших дерева с птичьими гнездами. Сквозь вой бури было слышно отчаянное карканье ворон и грачей. Прислуга уверяла, что они даже бились крыльями в окно.
– Ну, теперь вы довольны, Ларсен! – сказали господа. – Буря повалила деревья, и птицы улетели в лес. Теперь ничто не напоминает больше о старине, – не осталось ее и следа. Очень, очень жаль!
Ничего не сказал садовник, но про себя подумал, что теперь он непременно использует, как следует, это славное солнечное местечко. И сад станет еще красивее, и господа будут довольны.
Большие, сваленные бурей, деревья поломали буксовые кустарники, которыми был обсажен старый сад. На том месте, где они росли, садовник посадил местные полевые и лесные растения. Не всякий садовник решился бы украсить господский сад такими простыми цветами, но наш Ларсен знал, что делает. С толком и уменьем рассадил он все цветы: те, что любят прохладу – посадил в тени, другие, которым нужно побольше тепла – на солнце. Труды его не пропали даром, все растения отлично принялись и разрослись на диво.
Рядом с можжевельником из Ютландских степей, похожим по форме и окраске на итальянский кипарис, рос блестящий, усаженный колючками, терновник, одинаково зеленый и в зимнюю стужу и в летний зной. На переднем плане зеленели папоротники всевозможных видов; одни были похожи на крохотные пальмы, другие напоминали хрупкое нежное растеньице «Венерины волосы». Рос здесь и простенький репейник, цветы которого, пока свежи, так красивы, что хоть букет из них делай. Пониже репейника, в сыром местечке, приютился лопух, тоже не бог весть какое растение, но благодаря своим большим листьям, очень живописное. Тут же красовались, все в цвету, растения ни дать, ни взять громадные канделябры во много, много свечей. Были здесь и душистый ясменник, и первоцвет, и ландыши, и лесная вероника, и нежный трехлистник, – да всех и не перечесть!
Опираясь на протянутую проволоку, рос целый ряд французских карликовых груш. Благодаря обилию солнца и хорошему уходу они стали давать такие же крупные сочные плоды, как и у себя на родине.
Там, где были прежде большие старые деревья, садовник поставил высокий шест, на котором гордо развевался национальный флаг, а рядом – другой шест, обвитый летом и осенью хмелем и душистыми цветами.
К этому шесту зимой садовник привязывал, как-то велось из глубокой старины, овсяный необмолоченный сноп, чтобы было чем полакомиться птицам небесным в Рождественский
