когда человеческую сущность разрушают изначально по средствам массовой информации! Что показывают по телевизору! Молодёжь читает бульварную прессу… Горько! Очень горько!.. Запад не дремлет. Нас хотят взять голыми руками. Мы ничего не знаем о войне. Ведь победили наши. Наши дедушки и бабушки. Они ещё живут рядом с нами, с горечью взирают на нас и молчат. Нет, кричат! Как тогда, в переходе. Или слёзы бабы Маши. Я их никогда не забуду.
Калуга 1995 г.
(из сочинения к пятидесятилетию Победы)
– Здравствуйте, девочки. Хорошо, что пришли. Вопреки обыкновению баба Маша сдержанна, немногословна. Движения порывисты и не всегда по делу.
– Что-то случилось? – Осторожно спросила я.
– Какие-то неблагодарные и неразумные, вы, молодые! – С горечью, глядя в окно, произнесла бабушка, и не сдержалась, заплакала. – Как хорошо-то было раньше! Всегда на парад пионеры идут с красными галстуками – прелесть прямо. Смотришь, не налюбуешься. И всё думалось: не зря на свете прожила, счастливое детство теперь – детки сыты, ухожены, организованны и нас не забывают. Не зря мы бились до последнего и до войны, и во время войны, и позже… Здоровья нет, своих детей не было, всё война проклятая. На других любовалась! А нынче парад был, выползла я на площадь, пионеров нет, почётный караул, вечный огонь горит, и на том спасибо. Да вот студенты не забыли, и за это спасибо.
– Ну, баб Маш, мы вас любим. Ну, и пусть галстуков теперь нет, а вас мы не забудем, – сказала моя подруга.
– Вы не забудете, а что помлаже уже забыли. Развязные стали, наглые. С одним сегодня таким встретилась. Чего говорит, бабуля, лезешь – у тебя, что семеро по лавкам? И постоишь! – Это я в очереди в магазине стояла. Ему некогда, видите ли. Лет пятнадцать ему. Я напомнила, что повежливей бы надо было. А он мне – проваливай, говорит, бабуля отсюда, пока я из тебя котлеты не состряпал! Так и сказал! А дружки его так и засмеялись. Это бы раньше такое! И ведь никто в защиту мою не выступил. А раз в автобусе один мне и говорит: «Ты, бабка, бесплатно едешь, а я деньги плачу». И вроде как одолжение мне делает, встаёт, место, значит, уступает. Да не надо мне его места, ничего мне от вас не надо! Помереть бы, да чтоб схоронили по чести… Вскоре бабы Маши не стало.
Каменск – Уральский 1984 г.
– Куда вы приехали? – учтиво спрашивает дедушка Андрей. Он показался мне красивым. А голубые глаза светились молодостью. Да, именно молодостью. Я так и не могла назвать его дедом, и не называла никак, и вообще не общалась. Он был очень строг, и я его боялась. Это была зима, канун нового 1985 года. Я была удивлена, увидев вывеску – сорок лет Победы. На площади играл духовой оркестр. Музыканты в перчатках. Потом они ушли в здание Дома Культуры. Мы пошли за ними. У дяденьки в руке была палочка, и как он ей взмахнёт, музыканты начинают играть, как в сказке. Там вышел мальчик, ему дяденька дал эту палочку. Только у мальчика ничего не получилось: как-то не понятно. А я так хотела попробовать, но побоялась… А потом мне приснилось, что
