голубоглазого парня, сидящего в телеге. Серая степь выпрыгивала из-под ее колес и мрачно расстилалась по необозримому пространству. Налитое свинцом небо давило своей массивной неподъемностью, предвещая бурю. Седок заметно торопился, но, отчаявшись и на- бравшись безразличия у лошади, улегся в телегу и запел: «Степь, да степь круго-о-ом. Путь дале-ё-ёк лежи-и-т. В той степи-и-и глухой У-умирал ямщик». Небо прорезала молния, началась гроза. Ветер усиливался. Старая кляча даже ухом не повела. – Ну и хрен с тобой, – выругался малый, – на войне смерть не взяла, а здесь в бурю погибну? Ничаго, выживу. И не такое бывало… Взяли тогда белые в оборот, окружили, перерезали, как кур. И его в грудь пырнули. Начал кровью харкать. Да бабка какая-то местная выходила. И от белых прятала и на ноги поставила и вывела из деревни. А он даже не помнит, сказал ли ей спасибо. Да что спасибо, даже имени не спросил и лица не узрел: много таких божьих одуванчиков. Набрыдла война, домой хочется. Землю пахать. Хату бы выстроил. Женку б завел. Жил бы мирно спокойно. Сейчас пустили на все четыре стороны, а поехал какого-то родимца искать, да заблудился. Вот и блуждает теперь по степи. Вдруг кляча остановилась. Парень увидел на дороге издыхающую лошадь, не выпряженную из телеги, в которой сидели изможденная женщина и куча малолетних детей. Хозяин на корточках лазал под телегой и чертыхался. Рядом стояла растерявшаяся девушка лет шестнадцати. « Маруська, – заорал мужик, чо стала? Распрягай»! Та подошла к кобыле, но этим все дело и кончилось. Тогда па- рень кинулся на помощь, привычными движениями распряг падшую лошадь и, смекнув про себя, что семейство голодное, прирезал животное. « Ну чо с энтой девки взять, одно слово – белоручка. Навязалась на нашу голову, – отряхиваясь от грязи, ругался мужик, – дождем, как назло зарядило, хоть буря стороной пошла и то хорошо. Откель взялся тута, добрый молодец?»
– Заблудился, – заулыбался парень.
– А еще краснай! Гля, звезду нацепил! Чо, везде советскую власть выстроили? Ай нет еще!
– Везде.
– Ну! Слушай, паря, до ближнего села версты три будить. Дойдешь ведь. А нам кобыла нужна. Отдай, а.
– А ты кто такой есть?
– Мужик я, ай не видишь. А они то чем виноватыи? – указал он на телегу. Продрогшие, безмолвные дети во все глаза наблюдали за происходящим, и эта их тихая покорная обреченность поразила хлеще молнии. И, казалось даже, что обезумевший дождь так же безмолвно хлестал непокрытые головы, безмолвно повисая на носах малышей соплями, безмолвно стучали, не попадая друг на друга, зубы.
– Сколько их у тебя? – освободившись от оцепенения, спросил парень.
– Девять, да все девки. Вот еще десятую Бог послал, – указал он на белоручку. Девочка потупилась. Но взгляд непримиримых черных глаз успел поразить парня. Кровь прилила к голове. – Слушай. Я тебе лошадь, ты мне девку.
– Ты чо, рехнулся? Она ж барских кровей. Грех большой, – мужик перекрестился.
– Нет
