– не та картинка, которую хотелось бы унести с собою в вечность. Будь у меня выбор, я предпочел бы любоваться рассветом.
– Я не ошибся насчет вас, – засмеялся Торн. – Вы не теряете чувства юмора даже с клеймом на лбу. За это вы мне и нравитесь. А эти… Я до сих пор не могу думать о них без отвращения. Но я довольно быстро нашел лекарство, способное сбить спесь с одних и излечить от ненужных иллюзий других. Порка! Вот универсальное средство, делающее этих животных покорными и послушными. Чем меньше живого места остается на их спинах, тем лучше они усваивают урок и на дольше сохраняют его в своих никчемных мозгах. Сейчас мы довели эту систему до совершенства. Вы оценили, Блойд? Вы же имели возможность своими глазами видеть, как мы теперь объясняем правила, которые должны неукоснительно соблюдаться узниками Крепости. Еще немного, и вы сами перешли бы к их изучению. Уверяю вас, они запомнят их до конца своей жизни. Недолгой, правда, жизни, надо полагать. Запомнят и будут трястись, от одной мысли о самой возможности их нарушения.
Лицо Торна едва уловимо изменилось. В глазах появился недобрый огонек, в движениях рук обозначилась суетливость и дерганность. Даже голос стал каким-то другим – отталкивающим и неприятным.
– Я как сейчас помню эту наглую рожу. Он из первых был… Имя уже забыл. Кто-то из этих ваших, из Совета. Имя не помню. Морду хорошо помню, а имя забыл. Глазки у него такие были… Маленькие такие были, свинячьи, суетливые… Бегали все время, никак не остановятся. Как шары бильярдные стукаются все время то о борта, то друг о дружку, отскакивают, снова стукаются, снова отскакивают… Да, как шары. Только маленькие такие и черные. И вот скачут они передо мною – эти шарики, а сам аж трясется, орет на меня: «Да как ты смеешь! Да ты знаешь, кто я! Да я тебя в порошок сотру! Да я, да я…». На меня орет! На меня, Блойд, можете себе представить? И вот тогда все, что во мне кипело, и вылилось. На него вылилось… Его потом от меня сразу на помост и отволокли. Рыбам скормили. Там уже и не понять было где что…. Где глаза, где нос, где вообще что… Месиво сплошное. Шибко я его тогда отучил, шибко… Он на середине уже дух отдал, а я все бил и бил…
Тяжелая, неестественная улыбка скривила рот коменданта, стеклянные невидящие глаза уставились на пустую стену.
– Странно… Наверное, это все должно было меня ужаснуть… Говорят, люди, когда убивают в первый раз, сильно мучаются и страдают. Не спят ночами… А я спал, Блойд, хорошо спал. Может быть, впервые за долгое время я в тот день заснул как младенец. Я должен был мучиться… Но я не мучился, не страдал, не испытывал угрызений совести. Я почувствовал облегчение, почти блаженство, будто снял сапоги, которые были мне малы и долго, очень долго и очень сильно жали!.. Я не убил. Нет, я не убил. Я просто раздавил вонючую гниду, без которой этот жалкий мир стал только лучше. Я выплеснул на него всю свою ненависть и всю свою злобу. Выплеснул без остатка, и наконец освободился от нее. Я словно скинул с себя все тесное и давящее, я вдохнул полной грудью, я ощутил
