Смерть – страшно неудобная штука, нет? – Маш подмигнула всем присутствующим сразу двумя глазами. – Как гвоздь в ботинке. Только и думаешь, как бы поскорее от него избавиться.
– От гвоздя?
– От ботинка. Потому что привыкнуть к такому неудобству невозможно.
– Надо вынуть гвоздь. Или забить его, чтобы не мешал. Всего делов-то.
Это произнес Ростик, еще больший простак, чем его брат Шило. Русоволосый гигант, чья улыбка невольно напомнила Полине улыбку Лёки – рассеянную и невнятную, никому конкретно не предназначенную.
– Мы окружены идиотами, которые не понимают даже элементарных метафор, – вздохнула Маш.
– Мы – это кто?
Вопрос задала Полина, но Маш даже не повернула головы в ее сторону. Она вообще ни на кого не смотрела, взгляд ее был сфокусирован на бокале с рубиновой жидкостью.
– Те, кто не прячет голову в песок, а предпочитает называть вещи своими именами.
– Мне всегда казалось, что в доме повешенного не принято говорить о веревке.
– Вряд ли это была веревка, – голос, раздавшийся откуда-то с веранды, заставил Полину вздрогнуть и обернуться.
У входной двери стояла миниатюрная, коротко стриженная брюнетка в дождевике. Вода стекала по ее волосам, по лицу, но, судя по всему, брюнетка не испытывала никаких особых неудобств. Она слишком молода, чтобы испытывать неудобства, подумала Полина. Молода, хороша собой, о да! – чертовски хороша. По-киношному хороша. Наверное, это и есть Аля. И странно, что, обладая такой внешностью, она до сих пор прозябает на вторых ролях.
– Аля?
– Тата, – улыбнувшись, поправила Полину брюнетка. – Я – Тата.
– Прости. Я тебя не узнала. Какая же ты стала… хорошенькая.
Сказав это, Полина тотчас поняла, что сморозила глупость. «Хорошенькая» звучит явным оскорблением для двух миндалевидных, чуть приподнятых к вискам глаз. Для высоких скул, для нежного подбородка, для смуглых, чуть припухших губ. Но главное – глаза, опушенные таким количеством ресниц, что кажутся черными. Но они не черные – зеленые, и это очень странный зеленый, травяной. Примерно так выглядят свежесорванные листья мяты, а мята несет с собой терпкость и прохладу. Не оттого ли по спине Полины пробегает холодок, а кончики пальцев покалывает, как будто она опустила руку в ледяной горный ручей. Или всему виной произнесенные Татой слова?
– С этого места поподробнее, – Маш хмуро уставилась на Тату. – Что значит «вряд ли это была веревка»?
– Не будет никаких подробностей.
– А играть в экстрасенса не надоело?
– Скажем так, меня это не мучит.
– А меня мучит… Прямо-таки из себя выводит твоя дурацкая манера изъясняться. Если ты знаешь больше, чем все остальные…
– Разве я сказала, что знаю больше?
– Веревка! – снова напомнила Маш. – Зачем ты приплела сюда веревку?
– Это метафора, – Тата
