упорядоченным, что пройти в зал первого класса не составило никакого труда. В небольшом зале, Сашенька, невольно заинтересовавшись, стала разглядывать пассажиров. Она старалась найти в их лицах и фигурах признаки того страха, которым была охвачена сама, и не находила.
Люди, как люди: и выглядели и вели они себя совершенно обыкновенно. Мужчины все в мягких фетровых шляпах, женщины в практичных дорожных костюмах, многие под вуалью. Посреди зала – большой стол, заваленный багажом. Носильщики в непрерывном движении: забирают одни чемоданы и баулы, и тут же приносят другие. Ровный гул, стоящий в зале, как всегда бывает, когда в помещении негромко разговаривают одновременно человек двадцать, действовал успокаивающе.
– Малгося найдет носильщика и проследит, чтобы вещи на место доставили, а мы здесь звонка подождем, – объясняла ей, тем временем, тетушка Магдалена. Она посмотрела на свою руку, которую Сашенька, по-прежнему, не отпускала и снисходительно улыбнулась. – Не бойся, деточка, мы с Малгосей опытные путешественницы, так что все будет хорошо. Лучше посмотри, сколько здесь народу! На нашей улице за месяц столько не встретишь!
Сашенька кивнула и послушно продолжила глазеть по сторонам. Впрочем, для неизбалованной развлечениями девушки, это действительно было интересно.
Вот молодой человек у окна держит перед собой развернутую газету – лениво водит глазами по строчкам, время от времени поднимая голову и оглядывая зал. Не найдя ничего любопытного и в зале, снова утыкается в газету. Рядом с ним, двое пожилых мужчин увлеченно беседуют о чем-то веселом. На широком диване устроилось небольшое семейство – отец, мать и ребенок, закутанный так, что и не поймешь, мальчик это или девочка. Родители, похоже в ссоре, не разговаривают, даже смотрят в разные стороны. Ребенок чувствует напряжение между ними, грустно сидит рядом с матерью, прижимая к груди тряпичного зайца с одним, наполовину оторванным, ухом. Высокий старик, с роскошной седой бородой, уже несколько раз вытаскивал из жилетного кармана большие, в форме луковицы золотые часы, смотрел на них, раздраженно, с громким щелчком закрывал крышку и снова убирал в карман.
В самом углу, близко сдвинув стулья, сидят трое – бледная худая дама и, по обе стороны от нее два, средних лет, пана. Тот, что слева, в золоченом пенсне и заметными, пушистыми бакенбардами, говорит ей что-то с натянутой улыбкой. Женщина слушает его, опустив голову, а второй пан, с тонкими черными усиками над верхней губой, морщит лоб и отворачивается. Тот, что с бакенбардами, встает, делает шаг в сторону, выжидательно смотрит на него. Второй морщится еще сильнее, нехотя встает. Теперь они говорят между собой и, судя по коротким взглядам, которые оба бросают в ее сторону, речь идет о женщине. Губы усатого недовольно кривятся, но он согласно кивает. Лицо пана с бакенбардами светлеет, он оборачивается и смотрит на женщину, которая по-прежнему сидит, не поднимая головы.
В этот момент раздается звонок.
