догнал принца. Тот отмахнулся:
– Возвращайся во дворец.
– И что я скажу дяде, интересно? – хмыкнул Бранд, явно не собираясь отставать от сумасбродного кузена.
– Да что угодно! Скажи, что я решил поплавать в реке, например.
– Ты не хочешь становиться взрослым, Роун, – голос Бранда стал серьезным. Роун остановился, посмотрел на него, упрямо сжал губы:
– Я не хочу, верно.
– Мы не можем выбирать, когда нам взрослеть, – заметил Бранд негромко. – Ты – принц Вангейта, будущий его правитель…
– Это если Дар все-таки найдется!
– …А я – твой верный адъютант, твоя тень.
– Моя совесть, – фыркнул принц насмешливо. Бранд покачал головой:
– Одаренный или нет, но ты наследник престола, и не имеешь права портить репутацию своим родителям. Вот о чем я пытаюсь тебе сказать.
Роун вздохнул:
– Через десять дней мне исполнится семнадцать. Если у меня не появится Дара, я не смогу претендовать на трон, и мой отец станет последним правителем в роду.
– История знает случаи, когда и без этого становились королями, – возразил Бранд. Роун горько усмехнулся:
– И сколько они правили? Через сколько дней их свергали бунтовщики?
Бранд промолчал. Оба слишком хорошо знали историю, чтобы наивно предполагать, будто не Одаренному королю разрешат править долго.
Без магии льда Вангейт не смог бы противостоять натиску холодов с Пустоши. Дар мог проявиться у любого в день семнадцатилетия, и тогда счастливчик мог бросить вызов правителю. Такое случалось редко – в конце концов, помимо магии король должен обладать определенным набором качеств, быть настоящим воином и с готовностью жертвовать многим ради своего народа. Однако история Вангейта знала случаи, когда доходило до гражданской войны в борьбе за трон. И Роун, и Бранд прекрасно понимали, что грозит королевству, если через десять дней принц не докажет, что у него есть Дар.
Потому что у главного советника Каида он проявился тринадцать лет назад, что делало Каида претендентом на трон. Тогда он не осмелился заявить свои права – выходец из простой рыбацкой семьи, необразованный и нерешительный, что он мог бы предложить людям? Однако теперь ему было тридцать лет, и советник сильно изменился. Умный, амбициозный, умеющий вести за собой людей, Каид стал головной болью Бьерна. И вместе с тем, главный советник до сих пор ни разу не сделал ничего такого, за что его можно было бы заключить под стражу. Став правой рукой короля и возглавив совет, он прекрасно разбирался в политике и экономике, мог решить возникшую проблему дипломатией или жестко. А еще не раз говорил (и доказывал это), что его работа – помогать правителю вести Вангейт к процветанию.
Роун всегда недолюбливал советника, считая его мутным и скользким, а уж когда узнал в десятилетнем возрасте, что Каид может стать королем, так и вовсе стал относиться к нему, не скрывая неприязни. Главный советник отвечал вежливой улыбкой,
