что она легко может быть обращена против держав Антанты[39].
Определенным рубежом в процессе становления международно признанного права наций на самоопределение явилось выяснение воюющими сторонами возможных условий будущего мира в конце 1916 – начале 1917 г. Начало обмену мнениями было положено германской нотой о мире от 12 декабря 1916 г., направленной правительству США для ее дальнейшей передачи правительствам Франции, Великобритании, Японии, Румынии, России и Сербии. Ее содержание, по оценке Ллойд Джорджа, свидетельствовало, что Берлин готов на переговоры о мире только с позиций сильной державы, «уверенной в несокрушимой силе своей армии»[40]. 18 декабря нота была передана американцами союзным правительствам, а 20 декабря правительства воюющих государств получили ноту самого Вильсона, в которой он просил сформулировать приемлемые для них условия заключения мира и излагал свое видение проблемы. В американской ноте говорилось и о праве малых наций и государств на самоопределение, но из контекста следовало, что речь скорее всего шла о нациях и государствах, которые подверглись оккупации в ходе войны, т. е. о Бельгии и Сербии.
В ответе от 30 декабря союзные державы отвергли германские условия мира, заявив, что никакой мир невозможен до тех пор, пока не будет признан, в частности, «национальный принцип». Более пространно их взгляд на условия мира был сформулирован в совместном ответе Вильсону 10 января 1917 г. Из него видно, что понимала Антанта в тот момент под «национальным принципом». Среди условий мирного урегулирования были названы, в частности, следующие: реорганизация Европы, обеспеченная твердым соглашением, основанным в одинаковой мере на национальном принципе, на праве каждого народа – великого или малого – пользоваться полной безопасностью и свободой экономического развития; освобождение итальянцев, славян, румын, «чехословаков», нетурецких народов Оттоманской империи от иностранного владычества; полное изгнание Турции из Европы; проведение в жизнь царского манифеста об освобождении Польши[41].
Совершенно очевидно, что и эти условия были сформулированы в убеждении, что именно Антанта будет диктовать свою волю на мирной конференции. Они носили откровенно избирательный характер, касались только Центральных держав. Ничего не говорилось и о том, какие формы примет освобождение угнетенных народов Австро-Венгрии и Турции, смогут ли они создать независимые государства или ограничатся автономией. Если исходить из отождествления русского плана решения польского вопроса c освобождением, то речь шла только об автономии. Именно так понимали лондонские условия в Вене: территориальные уступки Румынии, Италии и Сербии и «полное преобразование двуединой монархии на началах федерализма»[42].
Последующие тайные контакты с Веной показали, что Антанта в тот момент еще не приняла окончательного решения о будущем Австро-Венгрии, хотя в ответе содержалась неприкрытая угроза ее развала.
Там же. С. 192–193.
