во время очередного перехода из зеркальной в зеркальную комнату (они все еще случались даже после начала учебы) Z, заметив белую книжицу во внутреннем кармане пиджака Отца, спросил его, что в ней, но не получил ответа – Y отделался легкой, как показалось, полной печали улыбкой, в которой помимо прочего читалась усталость, будто ежедневно озвучиваемая им ложь ровным счетом ничего не весила, а эта крохотная, в четверть обычной, книга с одной-единственной страницей настолько тяжела, что даже Ему, государю, обладавшему, по мнению соседей, неограниченной мощью, способной за несколько часов уничтожить весь мир, носить ее так трудно, что одно лишь упоминание о ней погружает в несвойственную Ему эмоцию (печаль – казалось бы не то, что сопутствует неограниченной власти), и Z именно в тот момент понял, что книга эта – главное, что Ему достанется, что без нее Он никто, что в ней записано что-то неведомое никому и, только открыв ее однажды, Он станет по-настоящему другим, по-настоящему не таким, как все, как Отец и как те, что были до него.
По завершении прогулки следовал ужин, сопровождаемый вечерней порцией музыки и новостей, он часто протекал в присутствии приглашенных по случаю важных и не очень персон, к отбору которых Поджопник подходил с присущей ему строгостью – Его Высочество не должен был общаться с кем попало, одному наставнику известные критерии были столь жесткими, что даже большая часть состава Дуры ни разу не удостаивалась чести выбрать государю компанию, между тем, многие из «черного списка» Поджопника были вхожи к Его Величеству, но вот к Наследнику попасть, как ни старались, не могли, теряясь в догадках, чем они Ему так не угодили, впрочем, осознавая, что Он здесь ни при чем и Его лишь извещают о том, кто будет присутствовать, и если с женской половиной участников ужина все было понятно (красивые и только, и не чаще двух раз, дабы не волновали ненужными мыслями неокрепшее детское сознание), то вот с мужской ясности не было даже приблизительной, так как за одним столом в один вечер могли оказаться как на дух друг друга не переносившие люди, так и близкие друзья, Избранники Дуры и простые смертные, например, особо отличившиеся убийством себе подобных Просто дети, не выходящие за рамки школьных уставов учителя, инженеры типовых проектов, юристы, знавшие наизусть Основной закон, в число приглашенных однажды даже попал отмытый и постриженный по особому случаю плотник из провинциального города, название которого помнили только жившие там да Всевидящий поджопник, представленный Z плотник упал по привычке ему в ноги, а когда его не без труда подняли и усадили за стол, он умудрился за весь без малого трехчасовой ужин не съесть ни кусочка и не выпить ни глотка, поговаривали, что поставленный перед ним прибор был настолько чист, что он не посмел к нему прикоснуться, опасаясь, что его не смытую до конца провинциальную грязь потом не смогут убрать с этой кристальной
