случай нельзя пропустить. И тогда случаи с Андрюсом и со мной наложатся друг на друга, и возникнет новый вариант пространства, и будет много всего интересного. И может быть, откроется Дорога. И тогда я позову Вас.
Почерк был как «курица лапой», но ошибок ни одной. И даже «Вас» – с большой буквы. Это я отметил машинально. А главное – была новая волна страха за Сашку. Страха сильного, хотя и запоздалого.
– Сашка… Но ведь Андрюс не летал через Атлантику. Не успел, разбился в тренировочном полете…
Сашка опустил на пол сумку, опять сел. Глянул недоверчиво. Потом – потерянно. Сказал полушепотом:
– Но вы же… вы тогда сами говорили…
– Да. Потому что не хотел огорчать тебя…
– При чем тут «огорчать», – проговорил он еле слышно. И лучше бы никогда не видеть мне этих горьких Сашкиных глаз.
– Господи, но я же не думал, что так повернется! Сашка… – У меня было резкое болевое ощущение, как рвутся между нами все ниточки, как рушится все хорошее.
Он сказал отчужденно, будто незнакомому:
– Вы не думали, а у меня… Все планы у меня на этом строились. А теперь…
– Но ведь «Даблстар» все равно ушел! И слава Спасителю, что без тебя! Ты сам это знаешь… Теперь-то какие планы!
– Вы ничего не понимаете, – бессильно ответил Сашка. Скомкал свой льняной костюм, как тряпицу, запихал в сумку. Рывком задернул «молнию». И замер так, будто боялся разогнуться и лишний раз взглянуть на меня.
– Сашка… Ну откуда я мог тогда знать, что это так важно?..
Он стрельнул из-под волос мокрыми глазами.
– Это не важно? Перелетел человек через океан или погиб!
– Но это же было давно…
– Это было, – сказал он. И отвернулся к окну. Маленький, в мешковатом свитере, несчастный. Упрямый…
Зачем дернуло меня в тот вечер сказать неправду? Трус несчастный… Зачем вообще меня принесло сюда из больницы? Зачем повстречался с Сашкой? Подыхал бы, дурак, в палате и в тысячу раз был бы счастливее, чем теперь. Чем видеть эту Сашкину спину и опущенные руки…
Сашка, не оборачиваясь, произнес вполголоса:
– Оказывается, писатели тоже умеют врать…
– Еще как, – сказал я с ненавистью к себе.
Сашка постоял и тихо вышел, не взглянув на меня.
…Но потом, при матери, он держал себя со мной без видимой обиды. Только задумчивый был. Он не заспорил, когда я сказал, что провожу их до станции. Прошептал:
– Как хотите…
По дороге он молчал.
Тошно мне вспоминать этот похоронный путь. Мать сказала Сашке:
– Ну что ты куксишься? Жаль, что так неудачно все кончилось?
– Ага, – вздохнул Сашка. А она не знала, как все у нас кончилось. Улыбнулась даже:
– Ничего. Может быть, не последний раз.
Мне захотелось,
