style="font-size:15px;"> После ухода матери Анна уткнулась в подушки и дала полную волю своим слезам.
Борис Годунов ласково встретил Игнатия.
– Добрый вечер, молодец!
– Спаси Христос! – смиренно поклонился в пояс Годунову Игнатий.
– Ну, садись…
Годунов усадил юношу на скамью.
– По государеву делу мною ты позван…
Игнатий встал и снова поклонился Годунову.
– Слушай! Государю-батюшке Ивану Васильевичу угодно послать своих людей во фряжский дальний город Рим к святейшему отцу латынской церкви… Ты изрядно знаешь латынский язык, и ты мне читал о римских папах и о Флорентийском соборе… Послов наших начальником будет Леонтий Истома Шевригин… Ты дороден ростом и лицом леп. И на их языке говорить можешь. Не будет ущерба чести государя от того, коли ты поедешь провожать того Шевригина… Нам нужен мир с Польшей и Литвой. Царь не хочет воевать с единокровньм славянским и христианским народом, нашим соседом. Папа римский, по мысли государя, должен остановить Батория, прекратить кроволитие. Для устройства этого угодного Богу дела государь и посылает в Рим Шевригина. Понял ли?
– Добро, Борис Федорович, понял я. Но когда же, в кое время, из Москвы-то ехать нам?
– Через семь дней готово будет все, и вы тронетесь с государевой грамотой в путь… Ну что ж ты опустил глаза, ровно девица красная? Что скажешь ты мне?
Зарумянившееся, смущенное лицо молчаливого Игнатия рассмешило Годунова.
– Да ты и впрямь не девица ли? Чего же ты молчишь?
– Батюшке-государю сие угодно! Что могу сказать я?!
– Хочешь ли сам-то побывать в чужой земле?
– Кабы недельки две обождать? – робко произнес Игнатий.
Годунов удивленно вскинул бровями.
– Чего ждать? Зачем?
Игнатий замялся, щеки его зарделись румянцем сильнее прежнего.
– Никиту бы Васильевича хотелось мне повидать… Скоро, бишь, он прибудет домой… Стрельцы пришли тут из Ярославля…
Борис Федорович, слегка усмехнувшись, спросил:
– А зачем тебе понадобилось видеть Никиту Васильевича?
Игнатий, совершенно растерявшись, сказал:
– Так… хотелось бы повидаться… Привык я к нему.
– Вот приедешь из Рима и повидаешься, а мы тут Богу помолимся, благодарственный молебен отслужим Никите-мученику за то, что он сберег жизнь моему дядюшке… Государь наказал Шевригину через семь дней выезжать с товарищами. Так и будет. Государево слово нерушимо.
– Слушаю, батюшка Борис Федорович…
Низко поклонился Годунову Игнатий.
«Ах, Анна! Если бы ты знала, как тяжело сейчас расставаться с Москвой!»
Борис Годунов достал из шкафа маленький образок и благословил им в дорогу Игнатия.
– Будь достойным слугой государя в чужих краях, – сказал он. – Истома
