неровный шрам. – А когда я и на следующий день сопротивлялась, то… мне ту же руку сломали ещё раз. В другом месте.
– Ужас! – воскликнула Александра.
– Я сознание потеряла. Привели врача. Он сделал операцию, наложил гипс и посоветовал быть покорной. Сказал, что в таком случае больше шансов попасть в категорию элитных. «Лучше, – говорит, – сразу внушить доверие, а потом может попасться нормальный клиент, который поможет уехать домой. Главное сейчас – сохранить здоровье… а там…»
– Ну, тоже верно, – согласился кто-то.
– Пугал, что непокорных продают в самые дешёвые бордели, где приходится обслуживать десятки клиентов за день, – продолжила рассказ Соня, – и через несколько месяцев девушки чем-нибудь заболевают или просто изнашиваются и становятся непривлекательными. Тогда их выгоняют, и они умирают на улице от болезней и голода.
– И ты сразу стала покорной? – язвительно спросила Аннушка.
– Анька, ну как ты можешь? Девчонка такое пережила! – одёрнула её Александра.
– А мы тут не «такое» переживаем? – возмутилась Аня.
– Руки-то нам, по крайней мере, не ломают, – возразил кто-то.
– Нет, не сразу, – покачала головой Сонька. – Потом меня отвезли на пустырь, вырыли яму и… пообещали закопать, если я не соглашусь работать, – рассказывая это, девушка дрожала, как будто от холода.
– Сонь, а ты что зубами стучишь? Холодно, что ли? – недоумённо спросила Таня. – Заболела? В бане мерзнёшь…
– Я не могу спокойно про то место вспоминать. Никому раньше об этом не говорила, – тихо ответила девушка, не в состоянии унять нервную дрожь. – Забыть хочется, а не могу…
– Ну, о нас, слава Богу, тут заботятся, – сказала Юля. – Таких ужасов нет.
– Так у нас и не бордель. Здесь – элитный клуб. И мы, выходит, элитные, – сделала вывод Таня.
Девушки сбились в кучку, слушая откровения подруг по несчастью. Только две негритянки с точёными фигурками и шапками чёрных волос остались сидеть в одной из каменных ниш. Не понимая, о чём так оживлённо беседуют белые коллеги, они беспокойно переглядывались.
– Элитный клуб – не у нас, а у Мехмеда. И мы не проститутки! Мы – танцовщицы, – голос Соньки прозвучал не особо уверенно.
– Ну да! Только клиентам всё равно, когда они нас в отдельный номер ведут, – усмехнулась Аннушка. – А мне вот… Роза рассказывала… ну, та, которую увезли на прошлой неделе, что период принуждения – самый опасный. И бригада, которая в это время девушек «обламывает» – самая жестокая. Но я, честно говоря, не хочу об этом даже думать. Да и чего ещё от нас можно добиться?
– Полного послушания, – ответила Соня. – Чтобы никакого сопротивления, и чтобы выполняли всё, что эти гады скажут.
– Наш Арслан – тоже… ничего себе, кадр, – усмехнулась Александра.
– Нет, вы настоящих не видели, – возразила
