больше! – С этими словами фермер резко развернулся на каблуках и потопал обратно в дом, с силой захлопнув за собой дверь.
Уже совсем стемнело, и по небу медленно ползли тяжёлые чёрные тучи. Будь я один, сразу бы безнадёжно заблудился в торфяниках, едва выйдя со двора фермы, но мой проводник уверенно вёл меня за собой, шагая впереди по узеньким овечьим тропам, которые я при всём старании не мог разглядеть во мраке. То и дело с разных сторон слышалась неуклюжая возня сбившихся в кучу животных, но их самих в темноте невозможно было различить. Сначала Уильям шагал быстро и беззаботно, но постепенно снизил темп, пока наконец не начал передвигаться вперёд медленно и бесшумно, чуть ли не крадучись, словно ожидая в любой момент столкнуться с неведомой опасностью. Это гнетущее чувство надвигающейся угрозы вкупе с пустынной местностью и ночным мраком действовало на нервы гораздо сильнее, чем любая реальная опасность. Я начал теребить проводника вопросами, чтобы выяснить, чего же нам следует бояться, но тот внезапно застыл на месте, а затем потащил меня вниз по склону, в самую гущу какого-то колючего кустарника, росшего вдоль тропы. Он рванул меня за полы одежды с такой силой и настойчивостью, что я сразу же безоговорочно поверил в близость опасности и незамедлительно распростёрся рядом с проводником, замерев, как скрывающие нас кусты. Там было так темно, что я с трудом различал лицо Уильяма в нескольких дюймах от своего.
Ночь выдалась душной, и тёплый ветерок дул прямо нам в лица. Внезапно с порывом ветра до моих ноздрей долетел знакомый и домашний запах – запах табачного дыма. Вслед за тем на дороге возникло человеческое лицо, слабо освещённое тлеющим в трубке табаком. Всё остальное надёжно скрывала ночная тьма, и только это лицо, окружённое светящимся ореолом, словно плыло по воздуху в направлении нашего убежища. Нижняя часть его выделялась более чётко на фоне окружающего мрака, верхняя – слабее, плавно переходя за грань света и темноты. То было худое голодное лицо, от скул и выше сплошь усеянное веснушками, с голубыми водянистыми глазками и редкими неухоженными усиками. На макушке его обладателя красовалась фуражка с козырьком, и это было последней деталью, которую мне удалось разглядеть. Он прошёл мимо, тупо глядя прямо перед собой, а мы ещё долго лежали, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
– Кто это был? – спросил я, как только мы поднялись на ноги.
– Не знаю.
Меня наконец разозлила постоянная уклончивость моего спутника.
– Тогда какого дьявола ты прятался? – спросил я грубо и без обиняков.
– Потому что мастер Мейпл так велел. Он сказал, что меня никто не должен видеть по пути, а если кто увидит, то он мне ничего не заплатит.
– Но ведь тот морячок на дороге тебя видел, не так ли?
– Верно, – признал Уильям. – И думается мне, он тоже из энтих.
– Из каких «энтих»?
– Из тех, что прячутся где-то на болотах. Они следят за поместьем «Грета», и мастер Мейпл сильно их напужался. Вот он, значитца, и велел мне держаться от энтих подале, ну а я, знамо дело, потому и запрятался.
