глаз всё ещё читались столь жестоко подавленные юношеские амбиции и мечты.
– Неужели нельзя было по-человечески сесть в пассажирское судно, а не тесниться здесь?
Фернандо обворожительно улыбнулся, подступая к трапу. Мужчины не спеша спустились на землю.
– Не могу поверить, что твердо стою на ногах, – парень осмотрелся вокруг, – Как много изменилось в моё отсутствие, синьор?
– Не так много, сынок, но не смей идти домой в таком виде, – мужчина указал на щетину, – И какого это прожить вдали от цивилизации четыре года? – спросил он неловко, когда они подходили к дилижансу.
– Жить в страхе за свою жизнь не самое приятное чувство, – он обернулся, словно желая попрощаться с Авророй, – но оно многому может научить.
Бернард взглянул в направленные к солнцу глаза юноши и казалось почувствовал холодок вдоль спины, хоть день и был невероятно жарким. На молодом и загорелом лице не было никаких признаков бушующей в 28-летних парнях жизни. Опустошенный и тяжелый взгляд в пару с чертами лица, омраченными неким грузом, который словно таился в легких, а отнюдь не возрастных морщинках вокруг глаз. Да, мыслями Фернандо не здесь, его мятежная душа всё ещё в тех же влажных непроходимых лесах. Что его тянет назад, что его толкнуло сюда – можно лишь догадываться.
Бернард Долорес стоял у крыльца своего дома, смотря вслед удаляющейся фигуре парня. Фернандо шел не спеша, свойственной ему пружинистой походкой, держа за спиной мешок с тем немногим, что у него осталось после двух экспедиций по руинам и развалинам. Кто-то из прислуги увидел синьора из далека, поспешив сообщить хозяевам, поэтому, войдя во внутрь, парень сразу же встретился с наполненными слезами глазами матери и младшим братом. Маркиза де Лавера могла бы, как любая другая мать, кинуться к сыну, прижав к себе, и лепетать кучу несвязных между собой слов, но это не входило в её понятии о материнстве. Вся её радость выразилась в приподнятых в улыбке уголках губ и сверкающих глазах. Женщина слегка коснулась руки сына и постояв пару секунд, словно убедившись, что он жив и здоров, вернулась в свое кресло. Лицо Антонио же выражало не более чем удивление с примесью горечи. Они сухо пожали друг другу руки, желая поскорее избавить другого от своего общества. Так уж получилось, что между единственными сыновьями не возродилась сильная связь ни в далеком детстве, ни сейчас. Ответив на банальные вопросы, парень оглянулся, а после вопросительно посмотрел на мать.
– Он сейчас придет. – прошептала она, нервно поджав губы.
Маркиз не заставил себя долго ждать. Мужчина, поправлял свои накрахмаленные рукава и неторопливо спускался по бежевой лестнице, не одаряя никого своим взглядом. Когда нога его опустилась на пол, он, вместо того, чтобы направиться к вернувшемуся ребёнку, прошагал к излюбленному креслу, аккуратно усевшись. Дона хотела вымолвить что-то, но слова застыли на её губах. Она не вправе указывать мужу. Антонио самодовольно хмыкнул, выпрямив корпус. Фернандо наблюдал за
