было никчемным. Висеть на дереве становилось все трудней. Но и насаживаться в самом начале пути на острие сулицы – да и еще чьей, девчачьей! – было как-то совсем нежелательно. Хорош храбр, нечего сказать…
– А может, отпустишь, эй, девчонка? – взмолился Доброшка. – В борть-то я не залез пока, а рыбу себе возьми.
– Какая я тебе «девчонка»? – донеслось снизу. – Я, если хочешь знать, княжна! И ты мой пленник теперь.
Доброшка еще раз взглянул на девочку внизу: «Ага, как же, княжна, – подумал он, – одна в лесу с копьем, да еще в простой рубахе». Если бы острие копьеца по-прежнему не упиралось ему в тело, он бы, пожалуй, сказал это вслух, но тут, конечно, поостерегся – мало ли чего…
– Ну ладно, пленник. А долго мне тут висеть?
– Сам залез, а меня спрашивает.
– Убери копьецо!
– Не уберу!
– Ну, зови дядьку своего…
– Сама знаю, что делать, ишь, борть разоряет – и еще советует!
Судя по всему, девчонка и в самом деле не знала, что дальше-то делать. Отпускать «добра молодца» она не собиралась. Но как безопасно дать ему спуститься – тоже не знала.
Неизвестно, чем бы кончилось дело, но тут из улья послышалось глухое гудение – пчелы почувствовали недоброе и решили, пока не поздно, отвадить чужаков. Сначала одна, две, а потом и чуть не целый рой взвился над дуплом, и одна самая храбрая или самая злая пчела с разгона тяпнула Доброшку в шею. Он взмахнул рукой и кубарем слетел вниз, оцарапав себе спину наконечником копья, но в остальном целый и невредимый. Пчелы меж тем озверели окончательно и кинулись всем роем не только на похитителя меда, но и на свою «законную хозяйку» с копьецом. Пчелы, как известно, не собаки – они над собой хозяев не признают. И ни копьецо, ни меч, ни топор от них не спасение…
Оба – и Доброшка, и его внезапная собеседница – со всех ног, не разбирая дороги, бросились наутек – прямо через бурелом. Ветки хлестали по лицу, босые ноги бились о корни и шишки, но Доброшка летел как на крыльях. Так быстро он отроду не бегал. Довольно скоро ноги вынесли его на большую чистую поляну, с которой была видна река. Пчелы отстали. И девчонка с копьем, кстати, тоже. Можно было возвращаться к плоту. И дальше – в Индию.
Но тут Доброшку одолела смутная тревога: куда могла деться девчонка? Сначала они бежали почти рядом. Потом она будто вскрикнула. Мельком в суматохе бега подумал: на шишку наступила… Нужно пойти посмотреть.
Осторожно ступая и раздвигая ветки, медленно двинулся в обратный путь. И уже шагов через сто увидел то, что, в общем-то, и ожидал в глубине души увидеть: «воительница» сидела на земле, лицо ее было бледно до зелени, в глазах стояли слезы. Доброшка остановился на почтительном удалении – в руках у нее по-прежнему было копье, не выпустила даже в суматохе бегства.
– Что, зашиблась?
– Не твое дело, – донеслось в ответ, – не подходи!
– Да
