себе наслаждаться общением с этими прекрасными людьми.
Закрыв тетрадь и отложив её на край стола вместе с учебниками, Элли накинула пальто и отправилась в госпиталь. Она спряталась за вигвам, когда заметила родителей Агатуса, подавленных, расстроенных, покидающих здание. Элли переняла их настрой, но всё равно выполняла свой долг и шла в нужную палату. Она взяла с собой книгу, которую перенесла с собой из Лонгландии – о флоре и фауне её страны. Она знала, что Агатус интересуется подобным, и уже прочитала ему полкниги, надеясь, что где-то в недрах сознания он действительно слышит её.
Она брала стул на колесиках из угла кабинета, плюхалась на него и подъезжала к койке больного, отталкиваясь ногами. Около десяти минут она покрывала ледяную, безжизненную ладонь Агатуса слезами, затем постаралась взять себя в руки и открыла книгу на заложенной странице.
– Так, Агги… – Элли говорила сквозь слезы. – Мы остановились с тобой на шестнадцатом параграфе…
Пока Элли читала и всхлипывала, до её внимания не доносились некоторые мелочи, происходящие на койке. Рука больного дернулась, затем пошевелились пальцы ног, в какой-то момент моргнули глаза. Девушка не отрывалась от увлекательного текста.
– Элли? – Прохрипел знакомый голос.
Книжка с грохотом свалилась на пол, выпав из её рук.
***
Эйприл провела в родительском доме по меньшей мере неделю, не посещая занятий, как и Кайзер. Они тихо переживали горе, поддерживая друг друга. Патриция, которая теряла мужа во второй раз – и если в первый была надежда на встречу через шестнадцать лет, то теперь это было безвозвратное расставание, – держалась стойко ради детей. Дети же, в отличие от матери, справлялись легче, ведь знакомы были с отцом всего два года, и не имели тех душераздирающих воспоминаний, сопровождаемых глубокой скорбью.
Трой был рад видеть Эйприл в школе, на её лице не осталось синяков и царапин, однако грусть надолго поселилась в её сердце. Она держалась молодцом и училась, гуляла с друзьями, находила время на поддержку Элли. Её боль казалась ей большей, чем своя, и ей нужно было куда-то «вывалить» свою добросердечность – единственное спасение от скорби.
Сам Трой часто пропадал в госпитале, посещая то Хендрика, то Агатуса, однако профессора выписали довольно быстро, так что тот уже приступил к преподаванию, несмотря на запреты миссис Бенефит. Трой так сильно привязался к Хендрику, что теперь мысль о его возможной гибели приводила в ужас. Несмотря на то, что Бен Эберсон убил лучшего друга Мальтезера и Хендрика, оба профессора искренне сожалели утрате, и Трой понял, что с возрастом эмоции угаснут, и каждый, кто найдет себя, научится прощать.
Дарен и Эванесса почти не расставались, та ночь сблизила их, хотя, казалось, ближе уже некуда. Дарен вообще меньше шутил и ходил, словно полтергейст, тихонько, незаметно, время от времени роняя что-то из рук. Трой понимал, что никто не заменит ему Агатуса,
