слова.
Валентина чаще говорила по-русски и вообще была проще.
Хорошо к нам относилась и фрау Наглер. Ей было лет двадцать семь – двадцать восемь, и её можно было назвать красивой женщиной – чистое, приятное лицо, прекрасные глаза, густые тёмно-каштановые волосы. Но запредельная для её возраста толщина сводила всё это на нет. При этом она первой охотно смеялась над своими габаритами, боролась с ними курением, хотя и объясняла эту вредную привычку экономическими соображениями:
– У нас сигареты стоят пять марок, а в Чехии три. Я постоянно покупаю сигареты в Чехии, а если не курить, на чём же я буду экономить?
Стремлением экономить местные немцы заразили и наших. Настолько, что глагол шпарить (от немецкого sparen – экономить) стал едва не самым употребляемым в их новоязе. Кот Матроскин, если бы был аусзидлером, сказал бы так: «А я ничего выписывать не буду, я шпарить буду».
Однажды утром Лиза ушла по бумажно-бюрократическим делам, а я дремал, слушая бормотание Среднегерманского радио (MDR) и тренируя таким образом восприятие немецкого языка. Передавали мемуары какого-то Иоганна Готфрида Зойме «Пешая прогулка из Лейпцига в Сиракузы в 1802 году». Зачем чудак пустился в такую даль пешком мне было непонятно: не проще ли было ехать в карете. Впрочем, в карете он не собрал бы такую кучу сведений, которые записал в свою книгу, но до которых ни мне и никому другому на свете, теперь не было никакого дела. А вот дремота в предрассветных зимних сумерках была настолько сладкой, что я даже увидел сон, будто валяюсь не на грязной софе в Германии, а на диване у себя в Сибири и мне нужно на работу: у меня не закрыты наряды за целую неделю и не заполнен табель выхода на работу. Не дай Бог придут из конторы с проверкой – вот позору будет! Но я не в силах проснуться. Ах! – Будь, что будет, и на работу в своём сне я так и не пошёл.
Наконец, уже в одиннадцатом часу я поднялся с софы и посмотрел в окно. К офису GmbH подъезжали машины и торкались в промежутки на парковке. Вот въехала какая-то голубая «Шкода» и пристроилась рядом с фольксвагенским бусиком. Бусик давно стоял на одном и том же месте, и я мечтал угнать его, поехать домой, переделать на ручное управление и возить пассажиров в Город. Потом продать и купить Лизе квартиру в Академгородке – увы, я люблю дурацкие мечтания.
Из голубой «Шкоды», между тем, вылезла толстая женщина в белой ветровке, с непокрытой головой в светлых кудряшках, едва протиснулась между своей машиной и бусиком и направилась к ступеням, ведущим в наш хайм.
В офисе ООО горел свет среди бела дня: не все немцы, однако, экономны. Или успели распуститься при ГДР? А высоко над городом в туманном небе летел сквозь снег монгольский всадник на взлохмаченном коне. Странное впечатление производил он здесь в центре Европы.
Ладно, пойду сварю что-нибудь, а то Лиза скоро придёт – будет ей сюрприз.
Я почистил три жёлтые голландские картофелины, купленные сестрой в магазинчике местного турка, положил их вместе с пакетиком кислой капусты в кастрюльку и успешно
