не заметишь этого сразу – можешь схлопотать от снайпера же пулю в лоб. Зато был и другой небезынтересный фактор: мы были уверены в том, что немцы наверняка заметят наше долгое отсутствие. Солдаты их расхолаживаются за это время, у них притупляется бдительность, они начинают ходить по траншеям, распрямив спины, выше положенного подняв свои головы. И, как правило, после долгого отсутствия нашего снайпера на участке он удачливей бьет фашистов в последующие дни…
По ночам нам официально разрешалось отдыхать. Но приходилось ли нам спать так вот, по-человечески: лежа, вытянув ноги, без сапог, раздевшись? Такого не бывало. Прикорнув в тесной землянке, сидя прямо на земляном полу и привалившись к стенке, поджав под себя ноги, мы дремали часа два-три – кемарили, как у нас говорили. В наших землянках не было даже нар. Мы могли спать в самых неудобных позах, в самых неподходящих местах, даже стоя. Но никогда – на работе: верная смерть! Я, например, это прекрасно понимал, поэтому и дожил до полной победы над врагом.
Снайперское движение родилось у нас в полку. Может быть, поэтому у нас все было примитивно, мы доходили до всего своим умом, своими силами. Так, например, у нас не было специально изготовленных типографским способом индивидуальных снайперских книжек для ежедневного учета уничтоженных фашистов, как это было позже в других частях Ленинградского фронта. Этот учет у нас и за нас вели штабы. Однако каждый снайпер и сам где-то записывал свои ежедневные результаты стрельбы. Я, например, отмечал количество уничтоженных фашистов в своем комсомольском билете, а потом, как делали летчики, танкисты и артиллеристы, наносил звездочки на ложу своей винтовки. Они были трех размеров, эти звездочки: для сотен – большие, средние – для десятков и маленькие – для единиц. Так, к концу 1942 года у меня на винтовке были нарисованы три большие, две средние и четыре маленькие звездочки. Это обозначало, что я уничтожил 324 фашиста. 302 уничтожил мой друг и постоянный напарник Иван Добрик; на сотни вели счет и другие наши снайперы – Иван Карпов, Загит Рахматуллин, Пугин и многие другие.
Мы никогда не имели при себе, уходя на работу, ни топографической карты участка с обозначением нашей обороны и обороны противника, ни продуктового НЗ – неприкосновенного запаса; не шили нам и специальных маскхалатов, как это делалось в соседних армиях. У нас все было проще, примитивней, «не по-научному», потому что нам не у кого было учиться. Мы начали, не имея ни настоящего опыта, ни уставов. Зато на нашем опыте и наших ошибках другие совершенствовались. Так что получалось там все как-то иначе – организованней, лучше. Даже награждали у нас в дивизии совсем не так, как у других… Мы же считали свой опасный труд обычной работой и не отличали себя от любого рядового бойца. Мы уничтожали фашистов по убеждению, по фронтовому закону «надо» и еще: «Если не ты их, то они тебя», – и не рассчитывали на благодарности и награды. Видимо, так думало и наше командование. Однако было приятно сознавать, что в праздничном приказе от 22 февраля 1942 года по Ленинградскому
