изменяет. Если не хочу уподобиться ей, надо сейчас же выкинуть из головы Саида. Но воспоминания не подчинялись мне. Тогда я подумала, вот выход: начну собирать таблетки, чтобы, если жизнь сделается невыносимой и меня потянет на такой недостойный путь, умереть простой и безболезненной смертью. Конечно же, Аллах не прогневается, если я лишу себя жизни, чтобы избежать греха. За это он не приговорит меня к тяжкой каре.
Мне показалось, будто я пролежала в постели очень долго и даже соснула, но большие круглые часы на стене показывали всего лишь полчетвертого. Чем заняться? Жуткая скука. Куда же подевался чужак? Как собирается обращаться со мной? Вот если бы можно было жить в его доме, и чтобы он бы меня не трогал! Тут музыка, радио, вдоволь книг, а самое главное – покой, независимость, подальше от всех. Своих родичей я бы век не видела. Делала бы всю работу по дому, и пусть чужак живет, как ему нравится, а мне предоставит жить по-моему. Ох, только бы согласился!
Мне припомнились слова госпожи Парвин: “Может быть, он тебе еще понравится. А если нет, будешь жить своей жизнью”. Дрожь пробрала меня при этой мысли: слишком хорошо я понимала теперь, что означало это выражение. Но вправе ли я осуждать госпожу Парвин? Стану ли я изменницей, если уподоблюсь ей? Изменницей – кому? Что считать изменой: спать с чужаком, которого я не любила, не хотела позволить ему даже прикоснуться ко мне, с человеком, за которого меня выдали замуж, произнеся несколько слов и заставив меня сказать “да” (если кто-то не сказал это за меня), или с человеком, которого я любила, который для меня всё, с которым я мечтала жить вместе, но за которого меня не выдали, не пробормотали те несколько слов?
Что за мысли приходили мне в голову! Надо было чем-то заняться, что-то делать, пока вовсе не свихнулась. Я включила радио, да погромче, чтобы чужие голоса заглушили мой собственный. Вернулась в спальню, прибрала постель. Красную ночную рубашку я скомкала и запихнула обратно в картонный ящик. Потом заглянула в шкаф: и там беспорядок, одежки попадали с вешалок. Я все вытащила и распределила заново, свои вещи с одной стороны, мужские – с другой. Что не могло висеть, то положила в ящики комода, аккуратнее расставила предметы на самом комоде. Тяжелый ящик я оттащила через холл в кладовку – там, кроме нескольких коробок с книгами, ничего больше не нашлось. Там я тоже прибрала, затем отнесла в кладовку ненужные вещи из спальни. Пока я закончила обустраивать эти два помещения, уже и стемнело. Теперь я по крайней мере знала, где у меня что.
И я снова проголодалась. Я умыла руки и пошла в кухню. Ох, там-то и вовсе безобразие, но силы уже иссякли, и за нее я так и не принялась. Довольствовалась тем, что вскипятила воду и заварила чай. Хлеба не нашлось, я намазала маслом сухое печенье, положила сверху сыр и запила чаем. Решила снова осмотреть книжные полки в холле. Были там книги со странными названиями, которых я и понять-то не могла, была юридическая литература – очевидно, учебники хозяина дома, а еще романы и стихи – Ахаван Салес, Форуг Фаррохзад, еще несколько
