напускная и из этого сражения выйти живым удастся не многим.
С каждым ударом сердца приближалось начало битвы. То ли от жары, то ли от напряжения по запыленным лицам пехотинцев скатывались капли пота. Руки напряжённо сжимали шершавые древки оружия. Новобранцы тянули шеи, пытаясь разглядеть, что происходит впереди, но за потными спинами товарищей, кроме пыли, ничего не было видно. От этой тревожной неопределенности становилось ещё хуже. Страх так сдавил сердце, что оно бешено колотилось и, казалось, вот-вот выскочит из груди. Страх…
Страшней был только гнев императора. Проявленная в бою трусость каралась жестокой и неотвратимой смертью. Бывалые воины говорили, что в сражении можно выжить, а от гнева императора – не скрыться нигде.
Сигнал. Армия чжурчжэней пришла в движение. Вооружённые луками всадники нескончаемым потоком просачивались через порядки тяжёлой кавалерии и выстраивались впереди войска. Их было уже несколько тысяч, но они всё продолжали выезжать сквозь ряды тяжеловооружённых сородичей. Вновь раздался протяжный рёв сигнального рога, и лучники сорвались в атаку.
– Ху-урра!
Волчий вой накатывающей лавы пробирал до костей даже бывалых воинов. Топот тысяч копыт выбивал остатки воли. Лавина степняков перестроилась в колонну и понеслась вдоль строя императорской фаланги. Тугие степные луки дружно выпустили в небо мириады стрел. Их было так много, что небо потемнело. Забравшись на высоту, они описали дугу и, разгоняясь под тяжестью железных жал, устремились вниз.
Смертоносный дождь обрушился на армию Хуэй-цзуна. Широкие наконечники стрел с лёгкостью пробивали кожаные шлемы и доспехи императорской пехоты. Будто острые ножи, они рубили, рассекали и глубоко вонзались в незащищённые части тел, нанося ужасные раны. А чжурчжэни, сменяя друг друга, с невероятной скоростью продолжали опустошать саадаки[9].
В рядах императорской армии число убитых и раненых росло с каждой секундой и уже исчислялось сотнями. Пробитые стрелами плетёные щиты пехотинцев напоминали ежей, а лучники продолжали дикую скачку вдоль редеющей фаланги. Отстрелявшись, они вываливались из строя и уносились к обозу. Но их место тут же занимали другие – смертельная карусель продолжалась.
Очередная волна чжурчжэней стала забрасывать императорских копейщиков не только стрелами, но и дротиками[10]. Они насквозь пробивали громоздкие щиты и накрепко застревали в них. Щиты стали невероятно тяжёлыми и неповоротливыми, но бросить или опустить их означало оказаться лёгкой добычей варварских арканов. При любой возможности они выдёргивали из строя опустивших щиты копейщиков и волокли их прочь.
Одна колонна лучников сменяла другую, и императорским солдатам второго и последующих рядов теперь приходилось защищать щитами не только себя, но и стоящих впереди товарищей. Засвистели дудки, и фаланга дружно прикрылась щитами сверху, но стрелы всё равно находили своих жертв.
Особенно
Саадак – колчан для стрел
Дротик – короткое копьё; часть его древка защищалась железом, чтобы в случае попадания его в щит щитоносец не мог дотянуться мечом до деревянной части дротика и обрубить его.
