бизнес – то еще болото… там душу выматывают. Или нет, чайной ложкой выскребают. И девчонки бесятся. Это же больно, когда вот так… от бешенства, от злости, от неспособности что-то изменить и лезут друг на друга. Крысы в бочке. Сделаешь гадость ближнему, и легче станет. А душа покрывается слоем глянца. И вот уже нет ее.
Она говорила, глядя на ноги. Широкие слегка косолапые ступни, и носки полосатые, из-за чего ступни выглядят еще более широкими и косолапыми.
– Кто-то садится на иглу, кто-то – на таблетки… пить начинают… пара нимфоманок была… не самый худший вариант. Трахом стресс сбрасывали, и калории тоже. Я поняла, что еще немного и сойду с ума. А тут он… молодой, красивый и с цветами. Всегда с цветами. Вежливый такой. Улыбается. Глаза вот пустые, точно из стекла отлитые. Девки в один голос твердят, мол, повезло, хватай… мне бы задуматься, с чего вдруг такое единодушие, но нет, устала уже. Выдохлась. Не та у меня душа, чтобы надолго хватило. Ну и поддалась… стали встречаться.
Кофе она не пила – нюхала, осторожно, точно опасаясь, что Иван сейчас отберет чашку.
– Не скажу, что меня так уж предчувствия грызли. Нет, он был… почти идеален. Порой мелькало в словах что-то этакое, чему и названия-то не находила. Мелькало и исчезало. Я ведь живая… девушка… мне хотелось, чтобы ухаживали. Цветы и подарки… были и цветы, и подарки. И предложение жить вместе. Правда, он условие поставил, что работать я не буду. Но ведь это нормально. Я уже и не хотела работать. И предложение приняла… – она хмыкнула. – Да я на шею ему бросилась с визгом… мне вся эта полумодельная жизнь в горле уже сидела.
Иван слушал, возникало чувство, что рассказывает она не для него – для себя.
– Поначалу все хорошо… квартира, которую он щедро предложил считать своей. Тихая жизнь. Впервые никуда не надо спешить, лететь, выпрыгивая из шкуры… отдых. Я была счастлива. Даже не знаю, когда все изменилось. Просто однажды я поняла, что в этой чудесной квартире – пленница. Я не могу не то что выйти, шага сделать без его разрешения.
Она дернула за черную прядку.
– Он покупал мне одежду… белье… он говорил, что и как носить. Что есть… или не есть… он не распускал руки, во всяком случае поначалу. Но я просто поняла, что перестаю быть. Как человек, понимаешь?
– Сбежала?
– Не с первой попытки. Я ведь дура была, попыталась с ним поговорить. Ведь у нас же отношения, и надо их беречь. И мы оба – разумные люди… я тогда думала, что он человек. А он просто хорошо притворялся.
Она тихо засмеялась, и Иван осторожно коснулся смуглой руки.
– Он меня выслушал, а потом знаешь что? Запретил раскрывать рот без разрешения. Женщина должна знать свое место. Вот так.
Иллария раскачивалась, обнимая себя.
– Я попыталась скандалить… тогда он меня избил. И знаешь, он даже не был зол. Он меня учил… и потом снова и снова… ключи стал забирать. Он говорил, что любит. Приносил цветы… цветы ненавижу. И искал, что я сделала неправильно. Находил, конечно. И брал в руки шнур. Ты знаешь, что шнуром больнее, чем ремнем?
Она
